В результате подобных экспериментов наша молодежь сумела осознать всю пользу постов. В этих молодых людях выработался превосходный esprit de corps.

На ферме Толстого все без исключения придерживались вегетарианской диеты, уважая, как я должен с признательностью отметить, мои убеждения. Мусульманские молодые люди, должно быть, скучали по мясу во время рамадана, но ни один из них ни разу не намекнул мне на это. Они довольствовались вегетарианскими блюдами, а молодые индусы часто готовили для них вегетарианские кушанья, которые соответствовали нашей простой жизни на ферме.

Я намеренно отклонился здесь от основной темы главы, ведь нигде больше не смог бы поделиться столь приятными для меня воспоминаниями. Кроме того, я вскользь упомянул одну из присущих мне особенностей: я всегда любил привлекать соратников ко всему, что казалось мне полезным. В данном случае пост стал для них чем-то новым. Благодаря постам прадоша и рамадан я смог легко убедить их в том, что пост необходим, поскольку является эффективным средством самоограничения.

Атмосфера самоограничения естественным образом установилась на ферме. Все ее обитатели теперь начали присоединяться к нам и держать частичный или полный пост, что, как я уверен, пошло им только на пользу. Не могу точно сказать, насколько глубоко самоограничение затронуло их сердца и помогло ли им в стремлении побороть свои чувственные желания. Как бы то ни было, я сам получил большую пользу, как физическую, так и духовную. Впрочем, я знаю также и то, что посты и другие подобные средства самоограничения не могут оказывать одинаковое влияние на всех.

Пост поможет усмирить животные страсти, только если он соблюдается ради самоограничения. Некоторые из моих друзей, например, обнаружили, что посты, напротив, стимулировали их низменные страсти и аппетит. Пост бессмыслен, если не сопровождается непрерывным умственным стремлением к самоограничению. В связи с этим уместно вспомнить знаменитые строки из второй главы «Бхагавадгиты»:

Посты и подобные им средства нацелены, таким образом, на самоограничение, но это далеко не все, и если физический пост не сопровождается постом духовным, то он может считаться лишь притворством и непременно закончится катастрофой.

Читатель, я надеюсь, помнит о том, что в этих главах я описываю многое, о чем не упомянул совсем или упомянул вскользь в своей работе по истории сатьяграхи в Южной Африке. И если он действительно помнит об этом, то легко проследит связь между последними главами.

По мере того как население фермы увеличивалось, возникла необходимость позаботиться об образовании детей. Среди них были мальчики из семей индусов, мусульман, парсов и христиан, а также несколько девочек-индусок. У нас не было возможности (а я и не считал это важным) нанять для них профессиональных учителей. Возможности не было потому, что квалифицированных индийских учителей вообще было очень мало, и даже те, к кому мы могли обратиться, не желали отправиться в место, расположенное в двадцати одной миле от Йоханнесбурга, на весьма скромное жалованье. Мы не располагали лишними средствами. Как мне казалось, не было необходимости привозить на ферму учителей со стороны еще и потому, что я не питал доверия к официальной системе образования и надеялся на основе нового опыта и с помощью экспериментов найти более правильный подход. Уверен я был в одном: в идеальных условиях подлинное образование детям могли дать только их родители с минимальной посторонней помощью. Обитатели фермы Толстого стали единой семьей, в которой я был отцом, а посему я обязан был взять на себя ответственность за обучение детишек.

Несомненно, подобная концепция не была лишена изъянов. Все эти дети не жили со мной с раннего возраста, воспитывались в разных условиях и в окружении разных людей и даже не принадлежали к одной религии. Как мог я по достоинству оценить каждого из них в этих новых условиях, пусть даже я и был теперь отцом большого семейства?

Но поскольку я всегда ставил во главу угла духовную культуру и выработку характера, поскольку был уверен в том, что нравственное образование в одинаковой степени доступно всем, независимо от возраста и воспитания, то принял решение оставаться с молодыми людьми двадцать четыре часа в сутки как их истинный отец. Я считал выработку характера фундаментом любого образования, и если фундамент этот закладывается на совесть, то остальному, по моему мнению, дети могут научиться самостоятельно или с помощью друзей.

Однако, признавая необходимость дать молодым людям общее образование, я начал вести занятия в классах, опираясь на помощь Калленбаха и Прагджи Десаи. Точно так же я не позволял себе недооценивать важность физического воспитания. Дети получали его, выполняя свои повседневные обязанности. На ферме не было прислуги, и всю работу, от приготовления пищи до очистки отхожих мест, делали ее обитатели. Приходилось ухаживать за множеством фруктовых деревьев, заниматься садоводством вообще. Мистер Каллебах любил возиться в саду и приобрел ценный опыт, когда работал в одном из правительственных образцовых садоводческих хозяйств. Все, молодые и пожилые, кто не был занят на кухне, обязательно уделяли время садоводству. Причем дети делали бо́льшую часть работы — рыли ямы, рубили деревья и переносили тяжести. Это и было физическими упражнениями. Труд доставлял им удовольствие, и потому они обычно не нуждались в других упражнениях или даже играх. Конечно, иногда кое-кто из них, а порой все сразу притворялись больными и увиливали от работы. В одних случаях я поддавался на их уловки, но в других проявлял строгость. Не скажу, что им она нравилась, но не помню, чтобы они перечили мне. Когда бы ни приходилось быть строгим, я приводил аргументы и убеждал их, насколько неправильно так относиться к работе. Однако убеждение действовало недолго, и уже скоро они бросали работу и отправлялись играть. И все равно я прекрасно ладил с ними, а они укрепляли себя физически. На ферме очень редко кто-нибудь болел, хотя следует отметить, что этому во многом способствовали свежий воздух, хорошая вода и регулярное питание.

Несколько слов о профессиональном обучении. Я хотел обучить каждого из детей какой-либо простой профессии. Для этого мистер Калленбах отправился в монастырь траппистов и научился делать обувь. Я перенял ремесло у него и сам принялся учить всех желающих. У мистера Калленбаха имелся кое-какой опыт в плотничьем деле, а среди обитателей фермы нашелся еще один специалист в этой области, и мы смогли открыть небольшой учебный класс для будущих плотников. Кроме того, почти все наши дети уже умели готовить пищу.

И тем не менее все это оказалось им в новинку. Они и представить себе не могли, что станут обучаться стольким предметам, потому что стандартное образование, которое получали индийские дети в Южной Африке, сводилось к умению читать, писать и считать.

На ферме Толстого мы взяли себе за правило не просить детей сделать то, чего не стал бы требовать от них учитель, а потому, когда им поручали выполнить какую-либо работу, рядом всегда находился наставник, трудившийся вместе с ними. И чему бы ни обучались дети, учеба доставляла им удовольствие.