В Лондоне я приступил к осуществлению своих планов. Следя заБорденом, я становился невидимым, чтобы беспрепятственно наблюдать за егопередвижениями и повседневными занятиями. Я наблюдал за ним в его собственномдоме, видел, как он готовит и репетирует в мастерской свою программу. Я незримоприсутствовал за кулисами театра во время его выступлений; сопровождал его ктайному жилищу в северной части Лондона, где он сожительствовал с ОливиейСвенсон… А однажды мне даже удалось увидеть Бордена вместе с егобратом-близнецом, когда они украдкой встретились на темной улице, чтобыторопливо обменяться короткими сообщениями: похоже, к встрече их побудило неотложноедело, которое никому нельзя было передоверить.

Но окончательный приговор я вынес ему в тот миг, когдаувидел его с Оливией. Еще не зажили раны, причиненные той старой изменой, и яне мог стерпеть, чтобы к прежнему оскорблению добавилась боль от новой обиды.

Могу утверждать с полной уверенностью, что принять решение опреднамеренном убийстве – самый трудный этап этого ужасного деяния.Провоцировали меня часто – но, по-моему, я всегда проявлял терпимость ивыдержку. При том, что я стараюсь никому не делать зла, в зрелом возрасте янеоднократно давал себе клятвы «убить» или «прикончить» Бордена. В этихугрозах, высказанных наедине с самим собой, а то и вовсе не произнесенных,находила выход бессильная ярость загнанной жертвы – именно в такое положение я нераз попадал из-за Бордена.

В те годы я, конечно, всерьез не помышлял об убийстве, нонападение в Лоустофте все изменило. Половина моей сущности была низведена досостояния фантома, а другая половина медленно угасала. В тот вечер Борден, посуществу, уничтожил нас обоих, и я жаждал мести.

Теперь я жил одной только мыслью об убийстве, отчего моянатура изменилась. Находясь по ту сторону смерти, я жил, чтобы убить.

Поскольку, решение уже созрело, не стоило медлить с еговыполнением. Я рассматривал смерть одного из близнецов как ключ к собственномуосвобождению.

Однако у меня не было никакого опыта в применении насилия, ипрежде, чем что-то предпринять, следовало обдумать, как это сделать наилучшимобразом. Я выбирал способ действий с таким расчетом, чтобы акт возмездия былцеленаправленным – чтобы умирающий, беспомощный Борден ясно осознал, кто егоубивает и за что. Простым методом исключения я пришел к выводу, что мнепридется прибегнуть к удару ножом. Представив себе подобную картину будущегозлодейства, я снова почувствовал, как во мне вскипает горячая волна радостногопредвкушения.

Ход моих рассуждений был примерно таков: яд действуетслишком медленно, опасен в применении и безличен; от выстрела много шума, иопять же почти исключена возможность близкого контакта с жертвой. Вряд ли мнеудалось бы выполнить действия, требующие физической силы, поэтому пришлосьотказаться от таких способов, как удар дубинкой или удушение. Опытным путем яустановил, что в том случае, когда крепко, но без напряжения держу обеими рукаминож с длинным лезвием, мне удается как следует направить его и с достаточнойсилой нанести удар.

Спустя два дня после завершения необходимых приготовлений япоследовал за Борденом в Болэм: его номер считался гвоздем эстрадной программы,которую показывали на сцене Королевского Театра в течение всей недели. Быласреда – день, когда давал?? два представления (дневное и вечернее). Я знал, чтоБорден имеет обыкновение между спектаклями удаляться к себе в гримерную, чтобывздремнуть на кушетке.

Из темноты кулис я наблюдал за его выступлением, а позжепошел следом по мрачным коридорам и лестницам. Дождавшись, когда уляжетсяобычная закулисная суматоха, я отправился за орудием убийства, а затем вернулсяв коридор, куда выходила комната Бордена. Я осторожно передвигался от одноготемного закоулка к следующему, предварительно убедившись, что рядом никого нет.

На мне был сценический костюм из Лоустофта, мое привычноеодеяние для случаев, когда я хотел оставаться незамеченным; однако нож необладал никакими особыми свойствами, и любой встречный мог подумать, что лезвиесамо по себе плывет по воздуху. Я не мог рисковать, привлекая внимание к стольстранному зрелищу.

Перед комнатой Бордена мне пришлось постоять в неосвещеннойнише напротив, чтобы отдышаться и унять бешеное сердцебиение. Я медленнососчитал до двухсот.

В очередной раз убедившись, что коридор пуст, я шагнул кдвери и уткнулся в нее лбом, мягко, но настойчиво вжимаясь лицом в деревяннуюфиленку. В считанные секунды голова прошла насквозь, и я смог окинуть взглядомкомнату. Там горела лишь одна лампа, озаряя слабым светом тесное, захламленноепомещение. Борден лежал на кушетке, закрыв глаза и сложив руки на груди.

Я подался назад, втянув голову обратно в коридор.

Сжимая в руке нож, я открыл дверь и вошел внутрь. Бордензашевелился и посмотрел в мою сторону. Я закрыл дверь и задвинул засов доупора.

– Кто там? – спросил Борден, щуря глаза.

В мои планы не входило с ним беседовать. В два шагапреодолев разделявшее нас узкое пространство комнаты, я вскочил на кушетку,оседлал туловище Бордена и обеими руками занес клинок.

Борден увидел нож, а затем перевел взгляд на меня. Вполумраке комнаты мои очертания были едва различимы; я видел только собственныеруки, приставившие к груди врага дрожащее лезвие. Вид у меня был, наверно,дикий и устрашающий: небритое лицо осунулось, волосы не стрижены более двухмесяцев. Я сам преисполнился ужаса и отчаяния, когда, сидя у него на животе изанеся нож, готовился нанести смертельный удар.

– Кто это? – задыхаясь, пролепетал Борден. Онвцепился в мои почти бесплотные запястья, пытаясь меня удержать, ноосвободиться от его хватки было сущим пустяком. – Кто?..

– Готовься к смерти, Борден! – выкрикнул я, хотяпонимал, что до него донесется только хриплый и зловещий шепот – на большее яне способен.

– Энджер? Умоляю! Я не соображал, что делаю! Я не хотелничего дурного!

– Кто из вас это сделал? Ты или другой?

– О чем ты?

– Я спрашиваю: это был ты или твой брат-близнец?

– У меня нет брата!

– Ты сейчас умрешь! Сознавайся!

– Я один!

– Ах так?! – воскликнул я и сцепил пальцы в замок,чтобы не выпустить орудие убийства. При слишком резком ударе нож могвыскользнуть из рук; поэтому я нацелил лезвие прямо в сердце Бордена и началдавить на рукоять. Я знал, что при неослабном давлении нож неминуемо проткнетего плоть и достигнет цели. У меня под руками острие ножа прорезало ткань ивдавилось в тело.

Тут мой взгляд упал на лицо Бордена, перекошенное от страха.У него отвисла челюсть, язык вывалился наружу, а из уголков рта вытекала слюна,сбегая по подбородку. Его руки ловили воздух где-то поверх моей головы внапрасных попытках схватить меня за волосы; грудь сотрясалась от конвульсий.