Санный обоз в семь упряжек и две сотни воинов личной дружины княгини Ольги во главе с Дамором покинули Киев пасмурным ноябрьским утром и взяли путь на Берестово.

Село Берестово за последние годы похорошело. Как вознесся каменный храм, мужики избы обновили. По совету мастера Ираклия резные наличники на окна поставили, карнизы, тоже резные, протянули, крыльца вигыми столбами украсили. Еще мастер Ираклий научил берестовских мужиков разные печи класть, которые и тепла много давали, и хату украшали. Жизнь в селе посветлела, потому что многие берестовские мужики и бабы приняли христианскую веру, и крестил их в новой церкви молодой священник Михаил. Знали теперь берестовские о Царстве Небесном, о преисподней и о вечном блаженстве после безгрешной жизни.

Появление великой княгини в Берестове обрадовало всех от мала до велика. Любили ее берестовские. До полуночи они не расходились от княжеского терема. Девицы водили хоровод, парни, как всегда, в удали искали себя, балагурили. И отец Григорий ощутил душевную благость с появлением княгини Ольги. При встрече, едва покинув сани, Ольга обняла отца Григория, как родного человека, и они трижды облобызались. Ольга еще хлеб — соль от старосты Романа принимала, а Григорий уже велел священнику Михаилу приготовить храм к богослужению. Княгиня была благодарна Григорию за ревностное служение ей и, не заходя в терем, отправилась в церковь, отстояла молебен. После богослужения Ольга в какой раз осмотрела храм и опять нашла в нем нечто новое. Стараниями отца Григория в церкви появилась чудотворная икона Спаса Нерукотворного. Иконостас пополнился иконами архангела Михаила и Николая Чудотворца. Но больше всего порадовало Ольгу, что был расписан купол храма ангелами и херувимами, которые окружали Пресвятую Богородицу с младенцем Иисусом Христом.

— Спасибо тебе, отец Григорий, за радение к храму и ко всей нашей церкви, — сказала Ольга после молебна.

— Как не радеть, матушка! Кто же, если не мы, откроет верующим окно, дабы они увидели Горние Выси, — ответил Григорий.

Они покинули храм последними, ушли в княжеский терем. Да посидели за беседой недолго. Отец Григорий только и успел рассказать о том, как возводят церкви в Белгороде и Любече.

— Белгородцы прилежны. И мастер у них из Корсуни прилежен. Анастасом зовут. Купол уже свели, фрески по сырой штукатурке евангелисты расписывают. На Пасху освятим храм и службу исполним.

— Побываю на освящении храма, даст Бог. А что в Любече?

— Свара идет, матушка. Дети Перуновы вельми яростны и не дают возводить храм.

— Там же было все мирно, — удивилась Ольга.

— То пришлые идоляне чинят зло. Сказывают, из Угорской земли пришедшие. В Любече обживаются.

Княгиня Ольга еще пуще удивилась. Как могли люди земли Угорской, чужой земли, прийти на Русь и вольно обживаться на ее земле, вольно чинить препоны христианам?

— Отец Григорий, говори все, что ведомо тебе об угорских людях, — попросила Ольга. — Чувствую, ты что‑то таишь.

— Верно, матушка, таю, чего не должен бы. Да сомнения одолевают. Не твоим ли повелением идут на Русь угры — язычники? Они‑то утверждают, что вольно живут словом княгини Ильдеко. Но тому поверить трудно.

В груди у княгини вспыхнул гнев: «Вот оно что, эта угорская вольница по вине Предславы хлынула на Русь! Того и я не могла бы позволить ей, не токмо Святослав». Но Ольга не выплеснула гнев, спросила без надрыва:

— И как угры мешают строить храмы?

— Они выгнали христиан из каменоломен, где те кололи камень.

— Что же ты раньше не уведомил меня? — упрекнула Ольга Григория.

— Грешен, матушка. Был намерен явиться к тебе в Киев из Любеча, так мне люди Богомила дорогу перекрыли.

— Они что, заодно с угорскими идолянами?

— Выходит так, — ответил Григорий, — Да вижу теперь, что должен был обойти преграду уведомить тебя о непорядках в Любече. Ты уж прости грешного.

— Что уж… Тут есть отчего голову потерять. Чувствовала, что Ильдеко замышляет против меня некое зло. Да все сомневалась. Теперь понимаю. Ее козни могут принести вред не токмо мне, но и державе. Выходит, не ко времени моя поездка в изначальную землю мою, — рассуждала княгиня.

— Мыслю тако же, — заметил отец Григорий. — Угры есть народ коварный и дерзкий.

— Ладно, святой отец, утро вечера мудренее. Иди на покой, а я тут подумаю, как поступить, — сказала княгиня.

На том они и расстались, потому как было не до приятных воспоминаний о прошлом. Вечер княгиня провела беспокойно. Все думала, не вернуться ли в Киев и обо всем откровенно поговорить с невесткой. Но некое подспудное чувство подсказывало ей, что того не следует делать. И пусть лучше та проявит свой норов до конца, сотворит против Руси то, к чему идет, а там можно будет и пресечь ее злые деяния. Однако же и стольный град без княжеского ока надолго оставить нельзя. И княгиня Ольга решила немедленно послать гонцов к князю Святославу и велеть ему мчать в Киев и не покидать княжеских теремов, пока она не вернется. И воеводу Претича решила предупредить, дабы не пускал в Киев торговых людей из Угорской земли. Утром княгиня Ольга позвала сотника Дамора и сказала:

— Тебе, славный воин, велю взять десять лучших отроков и нонче же отправиться в придунайские земли на поиски князя Святослава. Ему скажешь моим именем немедленно возвращаться в Киев. Скажешь: стольному граду угроза от угров. Еще передай мое слово досматривать за княгиней Ильдеко. Других слов у тебя не будет.

— Запомню, матушка княгиня. Да все исполню, как сказано, — ответил Дамор.

— Киев тебе не миновать. Передай мое повеление воеводе Претичу, дабы закрыл ворота от угров — торговых людей.

— И сие исполню.

Ольга помнила Дамора десятским, теперь он сотский. Возмужал. Взгляд серых умных глаз стал более пытлив. И был Дамор в расцвете своей воинской силы. «Такому можно доверить любое поручение», — подумала княгиня.

— Тогда с Богом, собирайся. Возьми припасов для людей и для коней — и в путь.

Дамор поклонился и покинул терем. Не задержалась в нем и княгиня Ольга. За утренней трапезой она распорядилась собираться в дальнюю дорогу.

— До полудня и выезжаем.

Ольга не изменила своего решения. Больше того, она горела желанием как можно скорее добраться до Псковщины.

В ночной тишине она все продумала и теперь твердо знала, что собирается свершить благое дело. Потому‑то с рассвета и до позднего вечера Ольга и ее небольшая свита были в пути. Заснеженные степные равнины сменились лесами. Северные дороги уже были наезжены, первопутком прошли обозы из Новгорода и Пскова.

Как‑то, уже близко к Полоцку, при полной луне княгиня Ольга отважилась продолжать путь всю ночь. Уснула она в крытых санях под медвежьим пологом и приснился ей чудный сон. Будто встал перед нею город сказочный, весь в огнях, терема до неба. И идут ей навстречу горожане, все нарядные, красивые, а впереди на белом коне князь полоцкий Рогволод, и на руках у него девочка сидит, личи ко, как у ангелочка, красивое, большеглазое. Князь и говорит с ПОКЛОНОМ: