Я бы сказал не «неожиданное соединение мыслей», а такое сопоставление их, на которое раньше не обращали внимания, показывающее предмет с какой-нибудь новой стороны. Именно обнаружение, постижение этого нового в предмете требует усилия со стороны нашего ума, и счастливое разрешение этого усилия сопровождается радостным чувством, вызывающим смех.

Во время поездки наших шахматистов в США американские власти запретили им выезжать из Нью-Йорка далее чем на двадцать пять миль от городской черты. Когда от таможенного чиновника было получено это предписание, один из наших шахматистов спросил: «Скажите, при таком условии статую Свободы мы сможем увидеть?», что вызвало громкий смех всех присутствовавших. Все догадались, что спросивший не сгорал от желания увидеть эту хвалёную статую, а задал свой вопрос, чтоб сопоставить такое ограничение свободы передвижения с наличием мнимой свободы, которую олицетворяет вышеупомянутое скульптурное сооружение у входа в Нью-Йоркский порт.

Упражняясь с малых лет в разгадывании всяких шуток, острот, насмешливых, иронических и тому подобных выражений, мы научаемся очень быстро схватывать их соль, так что иногда даже не замечаем усилий, затрачиваемых на это нашим умом. Тем не менее эти усилия есть, и мы испытываем радость лишь после того, как они увенчиваются успехом, чего, впрочем, может и не случиться. Таможенный чиновник, которому был задан вопрос относительно статуи Свободы, не смеялся вместе с нашими шахматистами. Он или не понял смысла остроты и поэтому не испытал радости, или как американец был уязвлён шуткой, и ему было не до смеха.

Необходимо тут же сказать, что смех действительно остроумной шутки или подлинной остроты никогда не бывает самоцельным. Хорошая шутка, насмешка, ирония, острота всегда направлены на разоблачение чьей-либо глупости, тупости, ограниченности, трусости, скупости, себялюбия, эгоизма. Иначе говоря, при разгадывании шутки нам становится очевидной чья-либо глупость, скупость, трусость – вообще всё, что принято осмеивать осуждающим смехом. Мы видели, что наличия этих человеческих недостатков бывает иногда достаточно для возбуждения в нашем сознании радостной эмоции. Эта радостная эмоция как бы усиливается, подхлёстывается радостью от раскрытия смысла остроумной шутки, давая тем самым выход смеху. Наблюдая, например, трусливое поведение человека, мы можем сдержать свой смех, но, услышав при этом чьё-нибудь ироническое замечание (товарищ, дескать, довольно храбро ведёт себя в сложившейся обстановке), мы можем засмеяться уже не внутренним, а живым, настоящим смехом.

Шутка, таким образом, как бы выявляет наше отношение к действительности. Она как бы подчёркивает, заостряет, проявляет достойное осуждения смехом. В шутке есть как бы приглашение посмеяться над тем, что действительно смешно, что действительно принято осуждать смехом.

Сказанное верно по отношению к нормальной, то есть хорошей, остроумной шутке. Поскольку в жизни так повелось, что наряду с хорошим существует ещё и плохое, то необходимо учитывать, что наряду с умной шуткой могут встречаться и шутки глупые. Если кто-нибудь, к примеру, пригвоздит к полу ваши галоши, чтоб вы не могли их надеть, или укрепит в сиденье стула иголку, чтобы вы накололись, когда сядете, то такие шутки нельзя назвать иначе как глупыми, идиотскими, потому что на них способны люди недалёкие, не блещущие умом. К этому же разряду принадлежат словесные шутки по поводу каких-нибудь физических недостатков людей («очкарик!», «глаза дома забыл!» – по адресу людей с плохим зрением), вообще по поводу несчастья других людей. Сюда можно также причислить и остроумие, известное под названием кладбищенского юмора.

Нельзя закрывать глаза на то, что подобного рода шутки тоже находят своего потребителя, то есть смешат определённую часть публики. Дурак, как известно, по-дурацки и тешится. Это, однако, не значит, что его мнение должно приниматься в расчёт, когда мы говорим серьёзно о смехе.

7. Что такое комическое

Вы узнали, что вас премировали за досрочное выполнение плана, и засмеялись от радости. Может быть, для вас не так важны деньги, как признание ваших заслуг, но так или иначе вы испытываете радость за самого себя, радуетесь своим собственным достижениям или достоинствам.

Или вы, к примеру, узнали, что премию получил ваш друг, и засмеялись, обрадовавшись за него. В этом случае вы лично ничего не получаете, не выигрываете, но радость тем не менее испытываете, довольные удачей своего друга.

Как в первом, так и во втором случаях радостная эмоция вызывается в нас каким-то положительным, приятным, радостным для нас событием. Но как в первом, так и во втором случаях не происходит ничего, что могло бы быть названным смешным или комическим. Мы ни над кем не смеёмся, никого не осуждаем смехом. Мы не можем сказать, что смеёмся над собой или над другом, получившим премию, как не можем сказать, что смеёмся над тем, кто вызвал нашу улыбку, сообщив нам радостное известие, или над тем, кому мы обрадовались при встрече.

Если мы, однако же, засмеялись, заметив, что кто-нибудь совершил глупый, трусливый или рассеянный поступок, сделал какую-нибудь ошибку, промах, неловкость, то говорим в таких случаях, что смеёмся над кем-то, осмеиваем кого-то, говорим, что произошло нечто смешное или комическое, достойное осуждения смехом. Так, мы можем говорить о комических или смешных поступках, положениях, случаях, происшествиях, о смешных или комичных людях, то есть о таких людях, по адресу которых часто раздаётся осуждающий смех.

Таким образом, смешное, или, как его иначе называют, комическое можно определить следующим образом: комическое – это то, что обычно осмеивается нами, то, над чем мы смеёмся, то, в чём налицо какой-нибудь недостаток, осуждаемый с общественной точки зрения смехом (именно смехом, а не каким-нибудь иным способом).

Чувство, внушаемое нам комическим, или, иначе говоря, чувство комического или смешного – более сложное чувство, чем обычная радость, которая также находит своё выражение в смехе или улыбке. Смеясь над чем-то комическим, мы радуемся, в то время как, в сущности, никакой видимой причины для нашей радости нет, мы ничего не получаем, ничего не выигрываем, никто из тех, над кем мы смеёмся, тоже ничего не получает, не выигрывает, ни с кем не происходит ничего хорошего или приятного, а наше чувство выражается в той же форме (то есть в форме смеха), как и в том случае, когда с кем-нибудь происходит что-либо хорошее, приятное, желательное для него. Мы можем засмеяться, испытав радость от чего-то приятного, случившегося с кем-нибудь из наших друзей, но можем засмеяться и в том случае, когда с кем-нибудь произойдёт что-либо неприятное, нежелательное для него. Никто не станет считать желательным для себя недостаток смелости или ума и т. п. В результате явления разные, даже противоположные, получают как бы одинаковую оценку на языке