Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Признаться, мне самому показалось, на первый взгляд, что старик просто оговорился, одобрив действия иностранного государства, настолько его мнение противоречило общепринятому. Тем веселее мне стало, когда я догадался, куда на самом деле гнул дед.
Когда я наконец прибыл в издательство, меня встретил в коридоре приятель и сказал:
– Зайди, пожалуйста, к секретарше, там на твоё имя получен пригласительный билет.
– А куда билет? – заинтересовался я.
– В парикмахерскую. Ты, как видно, побриться забыл.
Я невольно провёл по щеке рукой и, обнаружив, что действительно забыл побриться, подосадовал, что так просто попался на удочку.
Когда-то Шопенгауэр сказал: «Нет ничего противнее, чем беспрестанные шуточки». Надо полагать, он имел в виду подобного рода избитые шутки насчёт парикмахерской. Многие, однако, видно, ещё не знают этого знаменитого изречения, а к шуточкам настолько привыкли, что не могут и часа прожить без них. Что же, такова жизнь, и приходится с нею считаться.
Желая подвести под свои практические наблюдения теоретическую базу, я просмотрел ряд литературных, философских и энциклопедических словарей с целью найти научное определение термина «шутка». Однако в просмотренных мною словарях такого слова не оказалось вовсе. Должно быть, их составители находили такую распространённую в жизни вещь, как шутка, пустяком, не заслуживающим внимания.
Кое-какие сведения мне удалось почерпнуть лишь в толковых словарях Даля и Ушакова. У Ушакова написано следующее: «ШУТКА. То, что говорят или делают ради развлечения, ради возбуждения смеха, веселья; забава, шалость. ШУТИТЬ. Весело и забавно говорить, поступать ради забавы». У Даля сказано немного подробнее: «ШУТИТЬ. Говорить, делать ради одной забавы, потехи, смеху, веселья; балагурить, балясничать, шалить, проказить, тешить себя и людей забавною выдумкой». А также: «Говорить неправду, то, чего нет, обманывать, но не ради лжи, а для безвредной потехи, шутки, забавы».
Даль в отличие от Ушакова указывает на то, как, каким образом достигает шутка смеха, а именно: говорит неправду, обманывает, но не ради лжи, а для безвредной потехи.
Шутка, следовательно, включает в себя нечто, о чём мы должны догадаться; обман, который мы должны вскрыть, иначе не получится безвредной потехи.
Как Даль, так и Ушаков – оба указывают, что шутка – это не только что говорят, но и то, что делают ради забавы.
В качестве примера такой шутки можно привести довольно распространённую (очень глупую, впрочем) шутку – это когда кто-нибудь из приятелей подкрадётся незаметно к вам сзади и неожиданно ударит рукой по спине да ещё крикнет прямо в ухо, чтоб посмеяться над вашим испугом. Такая шутка действует безотказно, так как не испугаться вы, конечно, не можете. Надо думать, что шутка эта сохранилась ещё с тех времён, когда человек был дикий и ему очень важно было иметь тонко развитый, настороженный слух и такое же повышенное, настороженное внимание, чтобы никакой враг, никакой хищный зверь не могли подкрасться сзади и застигнуть его врасплох. Шутя подобным образом, наши звероподобные предки учили друг друга постоянно быть начеку, прислушиваться к каждому шороху и вообще проявлять осторожность. Испуг разини, который, развесив уши, допускал, чтобы к нему подкрались со спины, веселил наших предков, и они, конечно, правильно делали, что смеялись.
В современных условиях эта шутка утратила своё прогрессивное значение. Однако в наше время тем больше надо учить друг друга, если не остроте слуха, то остроте ума. Поэтому шутка словесная, рассчитанная на проверку остроты ума, сохраняет своё значение и по сю пору. На эту сторону шутки, то есть на её полезность для общества, не указывают цитированные мной словари, но поскольку эти словари не философские, а толковые, это от них не требуется. Обычный, житейский смысл шутки заключается именно в том, что она говорится для забавы, для смеха, а не для какой-то практической выгоды. Философский же или научный смысл шутки в том, что, являясь проверкой остроты нашего ума, она учит нас сообразительности, догадливости, быстроте, манёвренности, мобильности мышления. Природа и в этом случае соединяет приятное с полезным, чтобы мы охотнее это полезное делали.
Думается, что остроты, то есть остроумные изречения, каламбуры, парадоксы да и просто насмешки, можно рассматривать как разновидности словесной шутки. Каламбур обманывает, отвлекая внимание на созвучие, похожесть слов, парадокс – на контраст мысли, ирония – на обратный смысл; острота или насмешка также замаскировывают истинный смысл, прикрываясь иносказанием. Все они рассчитаны на понимание, на разгадывание действительного смысла сказанного.
Если, услышав от кого-нибудь глупое слово, вы скажете просто: «дурак» или «глупец», то никакой насмешки в этом не будет. Если вы вместо этого скажете: «осёл» – будет насмешка (грубая, безусловно) в форме иносказания, метафоры; если скажете «умник» – будет насмешка в форме иронии. Можно возразить, что, обозвав кого-либо ослом или умником, мы никого этим не насмешим. Но это лишь потому, что насмешки эти давно всем известны, избиты. Представьте себе, что вы обозвали ослом отличившегося своей глупостью человека в присутствии ребёнка, который до того ни разу такой насмешки не слышал, но уже знает, что осёл – не просто симпатичное на вид животное, а довольно упрямая и глупая тварь. Додумавшись своим умом, что, назвав человека ослом, вы слишком преувеличили, хватили, как говорят, через край, ребёнок может понять, что на самом деле вы хотели только сказать, что этот человек глуп как осёл, сравнили его с этим глупым животным. Придя самостоятельно к такой мысли, ребёнок может испытать радость от своей догадки и засмеяться.
В дальнейшем ребёнок не раз будет слышать этот нелестный эпитет, но значение его будет известно, уже не нужно будет догадываться, что он обозначает, а поскольку не будет догадки, не будет и ощущения радости. Каждый знает, что старые, всем известные шутки или остроты перестают быть смешными. Это происходит именно потому, что в них не остаётся ничего для разгадывания. Для того чтобы старая шутка хоть немного развеселила нас, в неё надо внести какой-нибудь новый элемент для расшифровки. Если мы вместо обычной насмешки употребим остроту, хотя бы в форме каламбура, например услышав глупое слово, скажем: «это слово ослово», то такой элемент может появиться снова. Словосочетание «слово – ослово» сбивает нас несколько с толку своей непривычностью, как и всякая игра слов в каламбуре, однако употребив некоторое умственное усилие, мы быстро догадываемся, что «слово ослово» означает собственно «ослиное слово», то есть слово осла или глупого человека, и опять наша догадка может сопровождаться чувством радости, выражающемся в смехе или улыбке.
Обычно считают, что острота (остроумное изречение) – это сопоставление двух понятий для обнаружения сходства или различия их. «Остроумие, – писал Марк Твен, – это неожиданное соединение мыслей, которые до