кровавую капель, пока ее не заглушили другие звуки – лязганье цепей, плеск волн и громкий мужской голос, зычно распорядившийся спустить шлюпку и привезти эту бедную женщину.

Δ

Лен и Зил так и не узнали, что разминулись с Ди всего на час. Они явились в музей с «призывом к общественности» – род деятельности, который Зил хотелось попробовать с тех самых пор, как она услышала эту фразу от богатой леди перед театром. Однако на стук в огромную металлическую дверь никто не открывал.

– Как думаешь, она ответила ему «да»? – спросила Зил. – Он ушел такой красивый…

– Обыкновенный, – отрезал Лен. Он не только скептически отнесся к концепции «призыва к общественности», потому что ему пришлось, по настоянию Зил, встать в очередь к уличной колонке и отмыть лицо ледяной водой, но его мнение об Айке, взлетевшее до небес на фабрике, падало с тех самых пор. По мнению Лена, Айк слишком много из себя строил. – Чего он расписывал-разливался, будто всех обставил в «мало-помалу»? Уши вянут… – Лен указал подбородком на пепелище здания Общества: – Только глянь на эту кучу!

Зил знала – это его способ сказать, что он хочет поиграть в закопченных развалинах.

– Хочешь там поиграть? – спросила она, не сомневаясь, что Лен в жизни не признается.

– Вот еще! – фыркнул он. – Я для разговору.

– Тогда пошли отсюда.

Лен хмыкнул и поддал мыском что-то невидимое. Его действительно тянуло к этим черным развалинам.

– Фигня этот твой призыв к общественности, – мстительно сказал он.

Зил не обратила внимания на то, что он надулся. Она была разочарована, не узнав, что вышло из предложения Айка, ей не терпелось поглядеть на его суженую, и в то же время она беспокоилась, как-то Айк отнесется к известию о кровавой драме в «Стилл-Кроссинге». Веснушчатая уличная девчонка догадывалась, что Айк любил Рэй и всех, кто погиб в салуне.

На углу Лигейт шедший впереди Лен остановился и прошипел:

– Сдай назад! Зеленая повязка шляется.

Они промчались мимо музея и вбежали в пустой дверной проем сгоревшего здания.

Со второго этажа бывшего посольства человек, которого звали не Энтони, заметил обоих оборванцев прежде, чем они скрылись за углом. Он любил детей, особенно сорванцов; он и сам рос таким. Он надеялся, что беспризорники поселятся поблизости. Он был бы рад с ними познакомиться.

Снизу гулко прозвучал стук дверного молотка. Человек, которого звали не Энтони, хромая, спустился и впустил в посольство Хоба Рондо.

Δ

С протяжным гнусавым скрипом трамвай остановился на середине Национального бульвара. Остановка находилась между «Метрополем» и «Королем Мейконом»; напротив высился «Лир».

– Пусть вам улыбнется кошка, мисс, – пожелал усталый вагоновожатый, когда Ди выходила.

События, которые привели к свержению временного правительства

Часть II

Моузи разбудило царапанье и тихие ноющие звуки.

В дверь скреблась кошка. Моузи лежал на боку, моргая от солнца, проникавшего между планками жалюзи. Он чувствовал, даже не глядя, что Лайонела на кровати нет.

Моузи сел, почувствовав, будто все внутри ухнуло в желудок, а тело сделано из камня. Если Кроссли откажется сотрудничать и не отдаст приказ двинуть войска на штурм позиций лоялистов на Великом Тракте, им с Лайонелом придется отстранить генерала и самим отдать приказ о начале наступления. А если вспомогательные солдатики Кроссли останутся недовольны, значит, с ними тоже придется покончить.

Лайонел настаивал на невозможности поражения революции. Моузи постепенно полюбил его, найдя в молодом человеке собеседника, с которым он мог посмеяться, как ни с кем больше, и поверил, что Лайонел абсолютно искренен, что этот студент хочет сделать жизнь лучше, справедливее и не такой тоскливой. И все же для умника он был безумным оптимистом. Эх, малой, революция еще как может потерпеть поражение…

В замок снаружи вставили ключ и со щелчком повернули. Это было необычно – Лайонел не носил с собой ключ. Между ними существовал уговор, что Моузи запирает дверь не до конца. У горничных, конечно, ключ имелся, но для уборки было слишком рано.

Моузи вскочил в одних трусах и схватил с кровати одеяло.

Дверь распахнулась, и в номер вошел лысый солдат вспомогательного корпуса с какими-то ссадинами на щеках, держа наперевес винтовку с примкнутым штыком. За ним маячили еще двое, тоже с расцарапанными щеками. Моузи швырнул скомканное одеяло в первого вошедшего. Выстрел проделал дыру в плотном хлопке.

Будто крохотные зубы вонзились в обнаженную грудь и шею Моузи, и он с ревом кинулся вперед. Схватив за горло барахтавшегося в одеяле солдата, он толкнул его на стоявших сзади. Столкновение получилось такой силы, что тот, кто шел последним, отлетел к противоположной стене коридора. Его винтовка выпалила в потолок – на ковер полетели куски штукатурки. Второй солдат рухнул на пол, захрипев. Лысый, запутавшийся в одеяле, извивался, стараясь изрезать одеяло своим штыком.

Моузи вывалился в коридор. Солдат на полу чем-то напоминал кузнечика: длиннорукий, длинноногий, с вытаращенными глазами и торчащим кадыком. Судя по седым патлам, свисавшим из-под фуражки, почти старик. Моузи с размаху топнул босой ногой по паху старого хрыча и почувствовал, как кое-что важное для мужчин лопнуло под пяткой. Солдат завопил, но вопль тут же перешел в натужный сип.

Выпаливший в потолок сползал по стене, хватая воздух ртом и сжимая винтовку. Докер рванул оружие у него из рук. И этот тоже старик – сросшиеся густые белые брови, усыпанные перхотью, близко посаженные глаза. Моузи чиркнул штыком по этому лицу, рассекая кожу между бровями и глазами до кости. Кровь забрызгала докеру лицо и шею. Старик в солдатской форме рухнул мешком.

Моузи развернулся к самому первому, который возглавлял нападение.

Лысый стоял в нескольких футах. Он наконец сбросил одеяло и спокойно смотрел на Моузи. Он не был столь же пожилым, как двое его спутников, лет на пять старше самого докера – и мускулистый. Глядя на Моузи, лысый охлопывал нагрудный патронташ, нащупывая пулю.

Второй из нападавших, на которого наступил Моузи, хрипел, будто подавившись куриной костью, и слабо хватал приклад винтовки, лежавшей рядом. Другой бился в конвульсиях, пропитав ковер своей кровью. У двери, ведущей на лестницу, сидела, выгнув спину, коричневая сиамская кошка, наблюдая за происходящим.

Других звуков на этаже не слышалось. Никто не выглянул из номеров. Моузи решил, что солдаты перед покушением очистили этаж. Умно, весьма умно. Кожа горела там, куда попали фрагменты пули.

– Вы его убили, да? Вы убили моего приятеля?

Лысый солдат нашарил патрон и достал его, но не сделал движения зарядить винтовку, понимая, что не успеет. Моузи бросится на него прежде, чем он нажмет на спусковой крючок, и дело закончится рукопашной на штыках.