— Я не думаю…

— Пока мы не поймем причину, пока не вычислим мотив, мыне сможем очертить даже примерный круг подозреваемых.

— Следователь сказал мне, что Жеку убил явно непрофессионал.

— Это не меняет дела. Профессиональный вор может и небыть профессиональным убийцей. Это разные специальности.

Марич кивнул и, еще раз с сожалением взглянув на меня,повернулся и быстро пошел по аллее.

— Капитан! — окликнула его я. — Капитан,неужели никаких улик?

— К сожалению. Вплотную к стройке подходитасфальтированная дорога, и большой участок забора выломан. Вероятно, труп… — онсмутился. — Вашу подругу привезли к стройке на машине, проникли на стройкучерез дыру в заборе и уже там избавились от тела. К тому же ночью шел дождь ислед тормозного пути, даже если он был, просто смыло.

— А если бы сторож не напился в стельку?

— Это самая удаленная точка стройки. Очень удобноеместо для подобных вещей… Удобнее не придумаешь.

— А нож?

— На ноже нет никаких отпечатков. Преступник об этомпозаботился.

— А вы говорите — не профессионал.

— Это же элементарные вещи, Катя. Вы бы тоже об этомпозаботились.

— Но почему он оставил в карманах ключи и квитанции…Почему не забрал их или не уничтожил?

— Я думаю, он сам расскажет нам об этом. Когда мы егозадержим.

— А вы думаете, что задержите?

— Надеюсь… Мне очень понравилось это кафе. “Пират”. Вычасто там бываете?

— Случается.

— До свидания, Катя. Звоните мне, если что.

— Непременно, капитан. Вы тоже держите нас в курсе —если что-нибудь прояснится…

— Конечно.

Со спины он совсем не походил на следователя. Завидныймолодой человек завидной внешности, недося-гаемь я мечта любительницинтеллектуальных боевиков, крепкий орешек, орел юриспруденции. Забавно было быпредставить меня и его в одной койке. Мент и преступница, синхроннопокачивающиеся на волнах оргазма.

* * *

Лавруха на неделю уехал в Финляндию.

Вернее, просто сбежал, мотивируя это тем, что ему нужноподправить пошатнувшиеся нервы. Дети перебрались ко мне и сильно скучали поматери. Так сильно, что каждый вечер мне приходилось укладывать их рядом ссобой. Катька-младшая ждала выходных, она все еще надеялась на то, что боженькаотпустит маму к нам в гости. Лавруха-младший не ждал ничего, он просто пересталразговаривать. Катьке приходилось отдуваться за себя и за брата, но она быстроосвоилась с ролью синхронного переводчика с Лаврухиной окаменевшей грусти.

Мой дом наполнился маленькими ботинками и комбинезончиками,старенькими футболками и пижамками, Катькиными потрепанными куклами иЛаврухиными роботами-монстрами. По утрам я, кляня все на свете, варила“Геркулес” на молоке и тащила полусонных малышей в детсад. Благо, Снегирьоставил мне свой “Фольксваген” с криво написанной от руки доверенностью. Без“Фольксвагена” я бы просто подохла, сошла бы с дистанции на первом же круге: яежедневно два раза моталась в купчинский детсад и обратно к себе наВасильевский. А в промежутках между детсадом и домом были переговоры схудожниками — галерея должна была, обязана была работать.

Первые же выходные я восприняла как подарок небес. Беззадних ног продрыхнув до двенадцати, я после обеда отправилась с детьми помагазинам. Они стойко переживали утрату, сами не осознавая того, они заслужилиБарби с кукольным набором для верховой езды и конструктор “Лего”.

Но когда я накупила им ворох бездарных игрушек, Катькаотвела меня в сторону: в их маленьком детском правительстве она заведоваладипломатическим корпусом.

— Тетя Катя, Лаврик говорит, что ничего не надо, —тихим голосом сказала она.

— Чего — не надо? — я вопросительно посмотрела наЛаврентия, который хмуро ковырял ботинком пол.

— Ничего. Не надо никаких игрушек. Он хочет, чтобывернулась мама. Он никогда ничего не будет просить и плакать не будет. Он дажесолдатиков не попросит. Он дал честное слово. Только пусть она вернется…

— Она не вернется, Катька, — сказала я. Жестко,может быть, даже излишне жестко. Но я была сторонницей горькой правды. Даже дляпятилетних детей.

— Я знаю, — Катька подняла на меня полные слезглаза. — Она умерла… Но может быть, она все-таки приедет и заберет нас?

— Вам плохо у меня? — положительно, я не знала,как разговаривать с ними.

— Нет, — Катька испугалась. — Нет. Не плохо.Но мы хотим домой, к маме…

…Полночи, прижимая к себе спящих детей, я горько проплакала.Я ненавидела Жеку, которая оставила нас со Снегирем; я ненавидела себя, за то,что никак не могла найти общий язык с детьми; я ненавидела даже Катьку сЛаврухой — за то, что они так и не приняли меня до конца. Я боялась думать отом, что будет с ними. Ответа из Германии, куда я послала запрос, не было, аоставить их у себя… Нет, на такой подвиг я не была способна. Существовал ещевариант детского дома, но отдать малышей туда я просто не могла. Меня посетиластрогая дама из какого-то попечительского совета при отделе народногообразования, но, поговорив с ней один раз, я просто стала избегать встреч.Пусть идет как идет, говорил в таких случаях Лавруха, будет день, будет и пища.

…В понедельник, забросив детей в детсад, я отправилась вЗеленогорск к старухе Ларисе Федоровне. Все эти дни я думала о Жеке. Даже когдастирала детские шмотки, даже когда торчала в пробках на Фонтанке. Ночи жесделались для меня настоящей пыткой. Не зря, совсем не зря на моем горизонтевновь появился Марич с его железобетонной уверенностью в связи убийства и кражикартин из коллекции Гольтмана.

Связь была. Но совсем не такая, какую предполагал Марич.Жека не виделась с Быкадоровым, она понятия не имела о его темных делишках,даже от нас она отдалилась, узнав, что мы воспользовались краденой картиной.

И все же именно честная Жека, лучшая из нас троих, былапринесена в жертву.

У меня не шел из головы наш последний телефонный разговорперед моим отлетом в Голландию. Она что-то хотела сказать мне, что-то оченьважное. Что-то, что касалось вечеринки на даче у Титова. Если быЛавруха-младший не разбил телефон, если бы у меня было чуть больше терпения,если бы чутье не отказало мне. Возможно, сейчас Жека была бы жива.

А если бы я передала картину Маричу еще тогда, в июле?..

Обрывки телефонного разговора крутились в моей голове, но неукладывались в точную схему. Я пыталась вспомнить его дословно — ведь в нембыло что-то такое, что может указать мне направление. Но все попытки былитщетными — приключение в Мертвом городе Остреа не прошло даром: предшествующиеему события залило волнами Северного моря. Но я знала одно: смерть Жеки как-тосвязана с этим звонком. А возможно, и с другими, о которых я никогда не узнаю.Так или иначе, я снова возвращалась к картине.