При этом перед большевиками стояла задача установить официальные связи с государствами Антанты и попытаться вовлечь их в мирный процесс. 8 ноября союзникам были направлены ноты с приглашением присоединиться к переговорам о перемирии. На совещании 9 ноября послы союзников решили ответа на эту ноту не давать, так как они не признавали правительство большевиков. Однако нужно было как-то заявить свою позицию, и главы военных миссий Великобритании, Франции и Италии выказали большевикам протест против попыток заключить сепаратное перемирие.

10 ноября советское правительство упрекнуло союзников во вмешательстве во внутренние дела России и поддержке антибольшевистских сил. В тот же день оно обратилось с нотой к нейтральным странам с просьбой официально довести российские мирные предложения до неприятельских правительств и общественности нейтральных стран.

12 (25) ноября британский заместитель министра иностранных дел Р. Сесил заявил: «Я не верю, что шаг, только что предпринятый экстремистами в Петрограде – предложение открытия мирных переговоров с Германией, – действительно соответствует желаниям русского народа… Если бы русская нация сделала и одобрила такой шаг, то это фактически поставило бы русскую нацию вне европейской политической жизни… Что касается признания этих людей, то хотя совершенно невозможно избегнуть определенного круга деловых сношений с ними, как, например, по вопросам, возникающим из-за ареста британских подданных, – за исключением этого не может быть вопроса о дипломатическом признании и сношениях с ними».[702]

По мнению А. О. Чубарьяна, позицию государств Антанты характеризовал «дуализм, состоящий, с одной стороны, в непримиримости к большевистским экспериментам, а с другой – в желании сохранить Россию как воюющую единицу…»[703] Этот дуализм проявлялся у разных представителей Антанты по-разному. Одни колебались, другие – определились либо в непримиримости к большевикам, либо в желании наладить какой-то контакт с новой властью.

Не имея возможности контактировать с Совнаркомом официально, британский посол Д. Бьюкенен пытался убедить свое правительство в необходимости смягчить официальную позицию Антанты, «вернуть России ее обещание», поскольку «невозможно заставить истощенную нацию сражаться против ее воли», предоставить свободу рук в деле заключения сепаратного мира и тем самым улучшить отношения жителей России к Великобритании и ее союзникам. Учитывая тяжесть германских требований, Россия может качнуться в сторону Антанты и продолжить войну. Даже если этого не произойдет, нужно смотреть дальше и предотвратить германо-российский союз после войны, основанный на неприязни к Антанте.[704]

16 (29) ноября представители союзников собрались на конференции в Париже, которую намеревались провести несколько раньше, но отложили из-за смены власти в России. Российский посол В. Маклаков был тоже приглашен. Парижская конференция создала Высший военный совет держав Согласия. Некоторые мнения, высказанные на этой конференции, были весьма воинственными. Начальник генерального штаба союзников на Западном фронте генерал Ф. Фош надеялся, что румынская армия может стать «зародышем прочных сил, которые позволят, если продолжать ее снабжение, сгруппировать все элементы юга России, могущие продолжать борьбу (украинско-казацкие элементы, народности Кавказа, организованные чехословацкие отряды)». При этом Ф. Фош не исключал и открытой интервенции Антанты для поддержки этих элементов.[705]

Было решено дожидаться возникновения устойчивого и лояльного союзникам правительства. Эта позиция не исключала восстановления отношений с Россией в случае образования однородного социалистического правительства или правительства, созданного Учредительным собранием. При этом союзники в принципе согласились с концепцией Бьюкенена – предоставить России право самой решать, заключать ли заведомо невыгодный мир с Германией. Реагируя на советские условия мира, союзники заявили, что сражаются не ради аннексий и контрибуций, а ради того, чтобы не позволить милитаризму захлестнуть мир.[706] Цену этим заверениям покажет Версальский договор 1919 г.

Попытки восстановить советско-американские отношения предпринимал глава американской миссии Красного Креста в России полковник Р. Робинс. Начальник Робинса, глава американской миссии Красного Креста, предприниматель У. Томпсон, был чрезвычайно заинтересован в российских делах. Он, а затем и Госдеп США санкционировали политическую активность Робинса, не свойственную сотруднику Красного Креста.

28 октября Робинс встретился с Троцким и обсуждал с ним поставки продовольствия. Троцкий разъяснил Робинсу, что большевики намерены вести пропаганду против Германской империи. Глава американской военной миссии У. Джадсон также надеялся, что большевики все-таки хотят продолжать борьбу.[707] 12 (25) ноября Джадсон вступил в официальную переписку с генштабом в Петрограде, что стало пусть и деловым, но официальным контактом. Но не все такие контакты радовали Совнарком – ведь союзники обратились также к противостоящему Совнаркому и. о. главнокомандующего Н. Духонину. Это обращение было расценено большевиками как поддержка союзниками неподчинения генерала правительству.

18 ноября (1 декабря) Джадсон с согласия посла нанес визит в Народный комиссариат иностранных дел (НКИД). Цель визита, которая обсуждалась также с британскими и французскими коллегами, заключалась в том, чтобы убедить Троцкого включить в условия перемирия пункт о запрете переброски войск на Западный фронт. Троцкий был настроен дружелюбно и согласился с резонами союзников – войска до заключения мира перебрасываться не должны, недопустим и обмен пленными. Но Троцкий предупредил, что, если союзники не присоединятся к мирным переговорам, большевики обратятся через голову правительств к народам союзных стран.[708]

Троцкий использовал встречу в пропагандистских целях – тайная дипломатия была в это время не в чести у большевиков. Он представил визит Джадсона как поворотный момент к установлению официальных контактов с США. Это вызвало крайнее недовольство в Госдепартаменте, последовало официальное опровержение – США по-прежнему не признают правительство большевиков и не собираются с ним сотрудничать. Американский посол Д. Фрэнсис отмежевался от Джадсона, представив его визит как личную инициативу. В январе Джадсон был отозван. Россию покинул и Бьюкенен.