Этот шаг иногда оценивается как чистая ошибка, «зевок» в дипломатической игре. Однако важно учитывать, что Троцкий в своем признании не отождествил Украинскую республику и Центральную раду, так как «Украинская республика находится сейчас именно в процессе своего самоопределения». И. Михутина считает, что это давало Троцкому возможность «отложить вопрос о субъектности Украинской республики, ее правительства и дипломатических эмиссаров», «но глава советской делегации по собственной воле, никем и ничем не вынужденный, отказался от такой возможности…»[692] Этот упрек несправедлив. Во-первых, Троцкий как раз отложил вопрос о субъектности Украины (чем потом пользовалась советская сторона). Во-вторых, решать вопрос о статусе украинского правительства и его представителей было не во власти Троцкого. Он не мог выдворить правительство Центральной рады из Киева, а его представителей – из Бреста. Троцкий видел несколько дальше собственного носа и понимал, что если немцы хотят иметь дело с украинцами, то будут его иметь. А вот проявление «империализма» со стороны российских представителей в Бресте серьезно затруднит и дело достижения компромисса с Радой (если это возможно), и дело борьбы за Украину, если договориться не удастся. Представитель Рады В. Голубович настаивал на существовании двух «отдельных самостоятельных делегаций одного и того же русского фронта бывшей Российской империи».[693] И ничего поделать с этим Троцкий не мог.

«Считается, что Троцкий допустил ошибку… – комментирует Ю. Фельштинский. – Однако не следует думать, что решение Троцкого было скоропалительным». Признание украинской делегации произошло после длительных переговоров с ней 26 декабря (8 января).[694]

Свои решения по поводу Украины Троцкий принимал не в одиночку. Прежде чем подтвердить свою позицию на заседании 30 декабря, он проконсультировался с Совнаркомом – признавать ли Раду официальной властью на Украине?[695] После чего Троцкий подтвердил право представителей УНР участвовать в переговорах. В дальнейшем этот его шаг не вызвал протестов Совнаркома и Ленина лично. Ленин понимал мотивы Троцкого. Они укладывались в формулу, принятую Совнаркомом 30 декабря по предложению Ленина: «Национальные же требования украинцев, самостоятельность их народной республики, ее права требовать федеративных отношений признаются Советом Народных Комиссаров полностью и никаких споров не вызывают».[696]

Уже 21 декабря (3 января) Чернин писал, что, если русские не возобновят переговоры, «мы снесемся с украинцами».[697] Поняв значение украинского фактора в переговорах, австро-германская сторона стала провоцировать Украину на провозглашение независимости, чтобы иметь возможность заключить с ней сепаратный мир. Формулировалось это как требование к Украине определиться со своим статусом. При этом такой самостоятельный статус должен был найти международное признание как раз в договоре с Четверным союзом.[698] Юридический круг замыкался: немцы толкали Украину к независимости от России, чтобы установить над ней протекторат.

Первоначально Советская Россия и Центральная рада выдвигали близкие цели переговоров. Советская Россия, настаивая на самоопределении народов, отстаивала не собственно великодержавные российские интересы, а национальные стремления народов бывшей Российской империи и Восточной Европы, включая украинский. Но на переговорах принципы самоопределения подверглись тяжелому испытанию. Во-первых, они сразу же вступили в противоречие с принципом территориальной целостности и невмешательства в дела суверенных государств (так как угрожали границам Австро-Венгрии). Во-вторых, механизм самоопределения в условиях оккупации был неясен и сомнителен. Как писал министр иностранных дел Австро-Венгрии О. Чернин, «фактически обе стороны боятся террора противника, а между тем сами хотят применять его».[699] Откровенное признание, если учесть, что в Советской России террор еще не начался.

Представители Четверного союза согласились взять российские предложения в качестве основы для переговоров. Немецкая сторона не хотела отдавать большевикам все идеологические козыри. Хотите самоопределения? Пожалуйста – можно и «самоопределить» оккупированные территории под немецким контролем. Главное, чтобы Россия больше не претендовала на них.

Курс Советской власти на заключение мира с Германией и ее союзниками не мог не вызвать самого негативного отношения Антанты к новому режиму. Союзники решили не признавать Совнарком как правительство, представляющее народ России. Опасение союзников вызывала и угроза большевиков поделиться с человечеством дипломатическими секретами Антанты. В Декрете о мире говорилось: «Тайную дипломатию правительство отменяет, со своей стороны выражая твердое намерение вести все переговоры совершенно открыто перед всем народом, приступая немедленно к полному опубликованию тайных договоров, подтвержденных или заключенных правительством помещиков и капиталистов с февраля по 25 октября 1917 г. Все содержание этих тайных договоров, поскольку оно направлено, как это в большинстве случаев бывало, к доставлению выгод и привилегий русским помещикам и капиталистам, к удержанию или увеличению аннексий великороссов, правительство объявляет безусловно и немедленно отмененным».[700] Это был предупредительный выстрел в сторону Антанты, потому что наиболее компрометирующие участников тайные договоры были заключены до февраля 1917 г. Если Антанта не откликнется на советскую инициативу – могут быть опубликованы и они. И тогда всем станет ясно, что не Антанте учить большевиков морали. Антанта не желала договариваться, и до конца года большевики опубликовали секретные договоры Российской империи, произведя неприятную для Антанты мировую сенсацию.

После прихода к власти большевиков, как пишет историк А. О. Чубарьян, «позиция стран Антанты (как их представителей в Петрограде, так и правящих деятелей в европейских столицах) может быть охарактеризована как беспокойно-выжидательная».[701]