не могут мне простить свободы, которую я выбрал. Но что их раздражает более всего, так это моя популярность среди других классов… С тех пор как нынешний король занял трон, расходы казначейства возросли на 200 миллионов ливров в год» (см.: Memoires, correspondanse et manuscripts du general Lafayette. Т. 2).

Лафайет принимает участие в выборах провинциальной ассамблеи, чуть ли не все провинциальные ассамблеи были пропитаны духом борьбы с деспотизмом королевской власти. «Идеи свободы быстро распространились со времени американской революции, – писал Лафайет Вашингтону 9 октября 1787 года. – Король во Франции сверхмощен. Он располагает всеми средствами принуждения, наказания, подкупа. Министры подобострастны и считают сохранение деспотизма своим долгом. Двор заполнен роем мелких и изнеженных куртизанов. Умы возмущены тем влиянием, которое приобрели женщины, и любовью к удовольствиям. Низшие классы погружены в невежество. С другой стороны, французский гений жив, предприимчив и презирает тех, кто правит. Умы начинают просвещаться трудами философов и примером других народов. Французы очень восприимчивы к благородному чувству чести, и если они пребывают в рабстве, то не намерены смириться с этим» (Там же).

Король Людовик XVI чуть ли не каждый день своего правления чувствовал влияние дворянской оппозии. Не платили новые налоги. Провинциальная ассамблея Бретани опротестовала введение новых налогов. Двенадцать бретонских дворян, появившиеся в Париже, были брошены в Бастилию. Маркиз де Лафайет по приказу короля сдал патент на звание полевого маршала и был отстранен от командования дивизией. Новый министр финансов Жак Неккер, вновь появившийся в Париже, посоветовал королю опять созвать ассамблею нотаблей. 6 ноября 1788 года в Версале началась работа второй ассамблеи нотаблей, которая должна была решить вопрос о созыве Генеральных штатов.

После острых дискуссий третье сословие получило двойное представительство при выборах Генеральных штатов.

Во Франции начались волнения не только со стороны дворянства, но и со стороны третьего сословия, и со стороны крестьян и рабочего люда. Стали возникать клубы, в которых занимались политическими, экономическими и другими вопросами. Неожиданно, 13 июля 1788 года, выпал град, уничтоживший урожай во многих областях Франции. Зима 1788/89 года была самой ужасной за последнее время.

4 мая 1789 года жители Версаля наблюдали, как 1200 депутатов Генеральных штатов шли на торжественную мессу в церковь Святого Людовика. Во главе процессии вышагивали депутаты третьего сословия в костюмах из черного сукна, среди них выделялся своей «неуклюжей фигурой с огромной, чем-то напоминающей львиную головой» граф Оноре де Мирабо, не попавший в депутаты от своего сословия из-за многих «скандальных историй на любовной почве», за третьим сословием шествовали представители второго сословия, дворянства, выделявшиеся богатой и разноцветной одеждой, первое сословие, епископы, аббаты, сельские кюре, отличалось нарядными сутанами.

Были избраны академик Бальи, маркиз де Лафайет, герцог Орлеанский, граф Прованский, граф д’Артуа, епископ Отенский (будущий Талейран), принцы, герцоги, священники, юристы, адвокаты, прокуроры, военные. Перед началом работы Генеральных штатов все, и депутаты, и зрители, ожидали чего-то необыкновенного. Король, два высших сословия, государственные чиновники, прелаты в пурпуре, депутаты третьего сословия, прочувственная речь епископа Нансийского – все сердца наполняло чувство человечности и патриотизма.

Депутаты, представители девяноста шести процентов всей нации, большинством в 491 голос против 90 объявили себя Национальным собранием. На слова короля, говорившего о привилегиях аристократии, вроде бы не обратили внимания, но тут же граф Мирабо снова идет к кафедре и предлагает вынести решение о неприкосновенности каждого депутата. В несколько дней третье сословие утвердило за собой законодательную власть, лишило дворянство и духовенство сословных привилегий, но приближались войска, большинство дворянства и меньшинство духовенства решились пойти на общее собрание в надежде восстановить свои привилегии. «Семья вся в сборе», – радостно заявил председатель Национального собрания Ж.С. Байи. «Национальное собрание решает и декретирует», то есть Национальное собрание объявило себя верховной властью в стране.

Король растерялся, не ожидая такого развития событий. Мария-Антуанетта, граф д’Артуа, близкие придворные начали уговаривать короля распустить собрание. Король отдал приказ окружить зал заседаний солдатами. Собравшиеся депутаты нашли пустующий зал для игры в мяч и дали клятву «собираться повсюду, где этого потребуют обстоятельства, и не расходиться до тех пор, пока не будет выработана и на прочной основе утверждена конституция королевства…».

Маркиз Лафайет, герцог Орлеанский, 45 других дворянских депутатов, большая часть депутатов от духовенства присоединились к третьему сословию, составив большинство Национального собрания.

23 июня 1789 года началось Королевское заседание. Король Людовик XVI, не понимая того, что произошло за эти дни, объявил, что принятые решения он считает неприемлемыми, а заодно считает, что Генеральные штаты не могут объявить себя Национальным собранием и решать все вопросы королевства. Собрание, говорил он, необходимо закрыть. Король ушел, а главный церемониймейстер двора маркиз де Дре-Брезе повторил приказание короля. «В этот критический момент, – писал П.П. Черкасов, – когда Собрание пребывало в растерянности, прозвучало ставшее историческим заявление Мирабо: «Вы, кто не имеет среди нас ни места, ни голоса, ни права говорить, идите к Вашему господину и скажите ему, что мы находимся здесь по воле народа и нас нельзя отсюда удалить иначе, как силой штыков».

Слова Мирабо вернули собранию утраченную им было решимость. Растерянный церемониймейстер спешно покинул зал заседаний, а собрание продолжило свою работу. «С этого же дня, – пишет А.З. Манфред, – следует датировать и превращение Мирабо в общепризнанного лидера Национального собрания».

Пришедший на следующее собрание король вынужден был приказать первому и второму сословию присоединиться к Национальному собранию, полностью признав свое поражение, что поставило его в смешное положение: он «начал тащиться на буксире за революцией, которою не мог руководить».

Мария-Антуанетта, граф д’Артуа, герцог Полиньяк и другие непримиримые придворные не смирились, вынудили короля отдать приказ верным наемным войскам собираться в Версале якобы для охраны Национального собрания. Но Национальное собрание приняло решение – удалить войска из Версаля и создать в Париже буржуазную полицию.

В этот напряженный момент маркиз де Лафайет выступил в Национальном собрании с проектом Декларации прав человека и гражданина:

– Природа сделала людей свободными и равными, необходимые отличия социального порядка могут быть основаны только на всеобщей пользе. Всякий человек рождается с неотчуждаемыми и неотъемлемыми правами, такими как свобода убеждений, забота о своей чести и жизни, права на собственность… Каждый человек должен быть подвластен только законам, которые он признает сам и через своих представителей… Всякое правительство должно иметь единственную цель – общественное благо. Это требует, чтобы законодательная, исполнительная и судебная власти были разделены и четко определены и чтобы их организация обеспечивалась свободным представительством граждан и их уполномоченных, а также беспристрастностью судей. Законы должны быть ясными, точными для всех граждан.

Понятно, что маркиз де