Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Как бы желая подчеркнуть свою готовность к сотрудничеству, Анна снова наклонилась ко мне и взяла у меня из бокала еще одну оливку. Тогда я запустила в свое питье три пальца, выудила оттуда половину оливок и перегрузила их в ее бокал.
– Я не уверена, что столь же хорошо, как вы, умею использовать людей, – сказала я.
– А вы думаете, я именно этим занимаюсь?
Анна взяла из вазы с фруктами яблоко и подняла его, держа осторожно, словно магический хрустальный шар.
– Видите это яблоко? Сладкое. Хрустящее. С ярко-красной кожурой. А ведь так было не всегда, знаете ли. Первые яблоки в Америке были просто отвратительными – все в пятнах и такие кислые, что просто есть невозможно. Но сменилось несколько поколений, и забота о яблонях принесла свои плоды: теперь у нас почти все яблоки такие же, как это. Люди в своем подавляющем большинстве считают это победой человека над природой. Однако они не правы. В рамках эволюции это победа самого яблока.
Она пренебрежительно указала на другие, куда более экзотические фрукты, лежавшие в вазе.
– Это победа яблока над сотнями других видов, соревнующихся друг с другом за средства к существованию – за солнечный свет, за воду, за плодородную почву. Взывая к чувствам и физическим потребностям человеческих существ – а мы ведь тоже животные, просто нам удалось стать хозяевами топоров и рабочей скотины, – яблоко распространялось по всему земному шару с такой невероятной скоростью, которая в плане эволюции считается головокружительной.
Анна снова наклонилась над столом и положила яблоко обратно.
– Я не использую Тинкера, Кэтрин. Тинкер – это яблоко. Он сумел обеспечить собственное выживание, когда другие молодые люди учились тому, как с томным видом просить помощи у таких, как вы и я. А может, и у тех, что были до нас.
Одни зовут меня Кейти, другие Кейт, третьи Кэтрин. Анна называла меня то так, то этак, как бы создавая некие циклы, словно ей было удобно пользоваться любой из моих возможных инкарнаций. Она откинулась на спинку кресла, приняв некую важную, почти академическую позу.
– Я все это говорю, отнюдь не имея намерения дискредитировать Тинкера, как вы наверняка понимаете. Тинкер – личность весьма незаурядная. Может быть, даже куда более незаурядная, чем это показалось вам. И я ни капли на него не сержусь. Я вполне допускаю, что вы с ним уже занимались любовью, а может, даже и влюблены друг в друга. И это не пробуждает во мне ни ревности, ни злобы. Я не воспринимаю вас как соперницу. Я с самого начала знала, что он в итоге найдет для себя кого-то. Разумеется, я не имею в виду такого светлячка, как ваша подруга. Я предполагала, что это будет некая типичная горожанка со столь же резким характером, как у меня, но несколько более современная. Так что вы оба должны бы понять: я в данном случае отнюдь не придерживаюсь принципа «все или ничего». Меня вполне удовлетворяют приятные на слух «кое-кто» или «кое-что». Единственное, о чем я прошу, чтобы он все делал вовремя.
Пока Анна разглагольствовала, до меня наконец-то дошло, зачем она меня сюда вызвала: она думала, что Тинкер со мной. Он тогда, должно быть, ушел от нее, не простившись, и она поспешила с выводом, решив, что я окончательно прибрала его к рукам. На какое-то мгновение мне захотелось продолжать игру в том же духе – просто для того, чтобы окончательно испортить ей день.
– Я не знаю, где Тинкер, – сказала я. – И если он вдруг перестал отзываться на ваш свисток, то ко мне это не имеет ни малейшего отношения.
Анна внимательно на меня посмотрела.
– Понятно, – сказала она.
Пытаясь выиграть время, она как ни в чем не бывало подошла к бару, налила в шейкер джина, но в отличие от Брайса не стала морочить себе голову серебряными щипцами, а попросту сунула руку в ведерко со льдом, набрала полную пригоршню, бросила в шейкер и, слегка потряхивая его одной рукой, вернулась ко мне и присела на краешек кресла. Она, казалось, была погружена в тяжкие раздумья: взвешивала потенциальные возможности, занималась перекалибровкой, но при этом чувствовала себя несколько неуверенно, что было, в общем-то, совершенно для нее нехарактерно.
– Хотите еще выпить? – спросила она.
– Нет, мне достаточно.
Она стала наполнять свой бокал, но на полпути вдруг остановилась и как-то разочарованно посмотрела на струйку джина, как если бы он показался ей недостаточно прозрачным.
– Каждый раз, когда я начинаю пить раньше пяти часов, – сказала она, – я вспоминаю, почему обычно я этого не делаю.
Я встала.
– Спасибо за мартини, Анна.
Она не стала меня удерживать и даже проводила до двери. Но на пороге, пожимая мне руку на прощание, она несколько задержала ее в своей ладони – всего на мгновение дольше, чем того требовали приличия.
– Не забывайте того, что я сегодня сказала вам, Кейти. Насчет понимания, которого мы с вами могли бы достичь.
– Анна…
– Я уже поняла. Вы не знаете, где он. Но что-то мне подсказывает, что вы получите от него известия раньше, чем я.
Она отпустила меня, и я повернула к лифту. Дверцы кабины были уже открыты, и лифтер на мгновение перехватил мой взгляд. Это был тот же дружелюбный парнишка, который еще в июне поднимал сюда на лифте меня, а также тех «не совсем новобрачных».
– Кейт.
– Да? – спросила я, оборачиваясь.
– У большинства людей потребностей больше, чем желаний. Именно поэтому они и живут той жизнью, какой живут. Но мир крутится благодаря тем, у кого количество желаний превосходит количество потребностей.
Я некоторое время переваривала