приехать сюда. Ты чертовски много работала, и тебе это очень хорошо удавалось. Отлично сработано. Теперь ты должна сделать все возможное, потому что я скажу тебе вот что: если ты покинешь Оксфорд и не отдашь должное ни себе, ни университету, то будешь жалеть об этом всю оставшуюся жизнь.’

Ее отец был прав, Шафран знала это. Но все же в первые несколько недель ее жизни случались моменты, когда она всерьез задумывалась, а не является ли оксфордское образование тем, чем оно должно быть, во всяком случае, для женщин. Женщины-доны, управлявшие Леди Маргарет-Холлом, казалось, были одержимы опасностью, которую представляли для их учеников неконтролируемые порывы их сверстников-мужчин. Часы, в течение которых молодые люди допускались в колледж, были строго ограничены днем и ранним вечером, и считалось даже неприличным, чтобы молодые леди прогуливались с мужчинами, если только они оба не толкали свои велосипеды.

Шафран считала себя умной девушкой, но она просто не могла понять логики этого наставления. ‘Это для того, чтобы ты всегда мог держать свой велосипед между собой и ним, - объяснила одна нервная девушка за их первым ужином в колледже. ‘Таким образом, это барьер между тобой и ним.’

- Хм, я понимаю ... - сказала Шафран, которая гуляла по бесчисленным улицам и всевозможным пейзажам с огромным количеством друзей мужского пола, некоторые из которых были явно влюблены в нее, не чувствуя необходимости защищать себя с помощью колесного транспорта любого рода. А затем, поскольку другая девушка выглядела такой серьезной и так боялась противоположного пола, Шафран не смогла удержаться и добавила: - Я обнаружила, что как только мужчины видят, как я стреляю, они не доставляют мне никаких хлопот.’

- О, - взволнованно пискнула другая девушка и сидела так, не в силах есть добрую пару минут, пытаясь примириться с совершенно незнакомым видом женщины, сидящей рядом с ней. - Моя старшая сестра в Сомервилле, - пропищала другая девочка. У нее есть хитрый прием, который она использует, если она в такси, и парень пытается быть слишком свежим с ней. Она высматривает продавца каштанов и просит таксиста остановиться. Затем она говорит парню: "Не могли бы вы принести мне немного горячих каштанов?” Конечно, он вряд ли может сказать "нет". Поэтому он покупает каштаны, а потом они едут дальше, и в следующий раз, когда он наклоняется и пытается поцеловать ее, она просто кладет ему в рот обжигающе горячий каштан. И что тогда он может сделать?!’

Саффи была очарована представлением о мужчинах как о странных, враждебных существах, с которыми нужно бороться любой ценой. Ей нравилось мужское общество и традиционно мужские занятия, и она всегда чувствовала себя способной сравняться с любым мужчиной, как когда-то с маленькими мальчиками. Конечно, она также любила красиво выглядеть и танцевать с красивым кавалером в белом галстуке и фраке. Как бы ни была она высока и относительно сильна, ничто не сравнится с тем, чтобы оказаться в объятиях мужчины, который ей нравился и который был еще выше и сильнее. Она целовалась со многими мужчинами, и еще многие преследовали ее. Но она все еще не отдалась полностью ни одному из них.

Дело было не в том, что она была ханжой, или имела мистическое отношение к собственной девственности, или берегла себя для мужа. И уж точно не потому, что у нее не было аппетита к сексу, это она знала наверняка. Это было просто, что она знала, что она не может быть по-настоящему счастливой, если она не может найти мужчину, который был ей соответствовать, и многое другое. Она никогда не хотела сдерживаться, опасаясь, что муж не сможет справиться с ее умом, независимостью, деньгами или любыми другими благами, которыми она обладала и которые тоже могли стать бременем. Она часто думала, что это большая несправедливость, что все то, что затрудняет ей поиск мужчины, значительно облегчает поиск девушки, если бы она была мужчиной. Студент мужского пола, красивый, богатый наследник кенийского поместья, будет иметь девушек, стоящих в очереди вдоль всей главной улицы, и будет счастлив пробиваться через тех, кто ему нравится.

Но для нее все было по-другому. Она была похожа на доминирующую львицу в стае, которая спаривается только с альфа-самцом. Он ждал ее где-то, Шафран просто знала это. Но пока она не найдет его, ей придется быть терпеливой, даже если иногда каждый дюйм ее тела и каждый глубокий, первобытный инстинкт кричат: "Я хочу мужчину!’

***

- Дорогой мой, тебе нужна жена, - сказала однажды Атала фон Меербах своему сыну Герхарду, когда они шли по лесной тропинке к замку Меербах.

Он застонал от разочарования и досады. ‘И ты тоже, мама! Конрад постоянно твердит мне, что мой долг как хорошего немца и члена Партии-найти хорошую арийскую жену и начать производить солдат и матерей будущего. Я всегда говорю ему, что еще не нашел правильную Арийку ... и это правда. У меня нет."

‘Я не удивлюсь, если ты станешь заводить романы с такими девушками, как эта маленькая блондинка, дочь булочника?’

- Ее звали Яна, мама. К удивлению Герхарда, его интрижка с двумя молодыми женщинами превратилась в своего рода роман с одной из них. Он никогда по-настоящему не любил Яну, но она была хорошей компанией, как в постели, так и вне ее, и они провели вместе довольно приятный год. Она всегда знала, что у нее нет долгосрочного будущего с Герхардом, и в конце концов бросила его, чтобы выйти замуж за симпатичного молодого детектива из Берлинской криминальной полиции. Сердце Герхарда едва ли было разбито, но он скучал по ней, и его большая кровать вдруг показалась ему еще более пустой без нее.

- Ее отец был вполне респектабельным торговцем, - продолжал он. ‘Вы, кажется, забыли, что мы живем в социалистической стране. Идея о том, что один класс превосходит любой другой, больше неприемлема.’

- Политики приходят и уходят, но великая семья существует вечно.’

- Рейх просуществует тысячу лет. Так сказал фюрер. Нашей семье лучше привыкнуть к этому.’

Атала посмотрела на сына. Она ничего не ответила. Никто никогда не говорил ничего, что можно было бы истолковать как критику фюрера или его правительства. Риск быть подслушанным и донесенным был слишком велик, даже для вдовствующей графини в замке ее собственной семьи. Но ее взгляд дал Герхарду понять, что она не потерпит от него подобной чепухи.