Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Над гробом персов в оны дни
Эсхил, Пиндар стихи сложили, как трофеи,
Днесь пойте громче, чем они!
Для сорока убийц, любимцев Робеспьера,
Мы воздвигаем алтари.
Пусть в камне, на холсте блистает их галера,
40 Бессмертьем, гений, одари
Великого Колло и всех его героев,
Чей смел и благороден лик:
Таверны мужества придали им, утроив
Их доблесть при поддержке пик.
А вы, влекомые небесными огнями
Гиппарху и Евдоксу[635] вслед,
Царицы волосы, оставленные в храме,
Вы превратили в звездный свет;[636]
На небеса Арго перенесли не вы ли?
50 Он и поныне там плывет.
Еще одних владык морей вы позабыли,
Спешите им воздать почет.
Их именами Ночь украсьте в полной мере,
И в час, когда страшит судьба,
Пусть молит мореход взнесенных на галере
Швейцарцев Колло д’Эрбуа!
* * *
Кто, Пантеон, отверз твои святые двери,
Под славный свод ступить готов?
Да о какой Давид расплакался потере,[637]
Взяв кисть, творящую богов?
О, небо! верить ли? о, поворот фортуны!..
О, гроб, в котором свет потух!
Послушать бы как там Барер[638] вопит с трибуны,
От пафоса вконец распух!
О, весть жестокая! Звучит набат ужасный
10 В сердцах, стенают стар и мал!
Им якобинцы в лад рыдают громогласно.
Бриссо, который ввек не лгал,[639]
Свидетельствует нам, что черный и вонючий
Туман поднялся к небесам,
Из крови, нечистот, подобьем грязной кучи,
Извергнутой из сточных ям,
И уверяет нас, что мерзостной душою
Марата был тот смрадный пар.
Во дни цветущие, ах! женскою рукою
20 Любезной жизни отнят дар!
Смеется Кальвадос,[640] но виселица плачет:
Спешит убийственная сталь,
Героя Пеллетье[641] под вечной сенью прячет;
Марата вдвое больше жаль.
Никто, как он, не лил чужую кровь без меры,
Никто резне так не был рад.
Хоть Лакруа, Бурдон[642] — великие примеры,
Образчик подлеца — Марат.
Да, виселице он принадлежал по праву,
30 Он был ее любимый сын.
Но не горюй, петля, потешишься на славу!
Тебе в Конвенте не один
Определен герой, Гора[643] — вот их обитель:
Лежандр,[644] чей образец Катон,
Колло д’Эрбуа, галер высокий покровитель,[645]
Два Робеспьера и Дантон,[646]
Тюрьо, Шабо.[647] Твоя — вся банда подчистую,
Коммуна, клуб и трибунал.
Да кто их может счесть? Тебе рекомендую
40 И тех, кого я не назвал.
Пусть всем этим святым возносит литании
Достойный Анахарсис Кло,[648]
А, может, Кабанис,[649] иль гении иные,
Ведь есть еще Грувель, Лакло.[650]
Нет, речь надгробную, сердечную, простую
Гара[651] пусть скажет, их собрат.
Потом и этих ты отправишь в темь густую
Облизывать Марату зад.
Будь пухом вам земля в невидимом пределе,
50 О, славная, святая рать!
Чтоб ваши братья-псы скорей до вас сумели
Добраться, трупы разорвать.[652]
* * *
Я слышал, в сильный гнев вы[653] впали, до сих пор
Не мысля о презренном споре,
Когда вам на глаза попался сущий вздор
Глупца Барера в “Монитере”.
В вас вызвал неспроста напыщенный наглец
И жгучий стыд, и жажду мести:
Вам всем припомнился фракийский удалец,[654]
Что возжелал лишить вас чести.
Вдобавок говорят... — но наши шутники
10 Красоток не щадят нимало,
Хотя б достоинства их были велики, —
И все ж: по адресу нахала
Слетела с ваших губ ужаснейшая брань,
Совсем мужская, а за нею
Вы бросили ему: зануда, неуч, дрянь,
Да и словечки посильнее,
Достойные его, согласен, но не вас.
К чему такое подражанье?
У вас другой язык. Являет грубость фраз
20 Неправоту негодованья.
* * *
Они еще живут! и жертв бесчетных стоны
Все не доходят до Тебя,
Великий Боже сил! и лишь поэт в темнице,
Покинут, чуя смерти зов,
Стихи преобразил в горящие зарницы
Твоих замедливших громов,
В единое добра и доблести орудье,
И адским судьям предает
Всех кровью залитых жрецов — присяжных, судей,
10 Их трибунал — резни оплот.
Так сохрани мне жизнь, и бешеная свора
Мой ратный пыл оценит вмиг!
Не скрыться им во тьме забвенья и позора:
Я вижу их, я их настиг!
* * *
Во мраке подлости они хотели скрыться.
...................................
Но колченогого, разящего эпода
Им не избегнуть никогда.
О, Парос,[655] вкруг тебя лазурью блещут воды,
Ты греческих морей звезда!
Без устали вершит природа труд прилежный,
И для резца всегда готов
Таящийся во тьме твой мрамор белоснежный,
Что славит смертных и богов.
10 А чтоб запечатлеть позор неизгладимый,
Ты дал нам ямба острие,[656]
В огне закалено, как месть, неотвратимо,
Сын Архилоха, в бой, Андре!
Не ослабляй свой лук, он — смерть лжецам и ворам.
Когда явлю мой меткий стих,
Грядущие века и вся природа хором
Вскричат, разглядывая их:
— У, грязный, подлый сброд! ничем не устыженный!
Любитель бойни, грабежей!
20 Трусливых палачей орда, чьи жертвы — жены,
Что резать не спешат мужей,
Сын, преданный отцу, и потерявший сына
Отец, скорбящий по нему,
Небезучастный брат,[657] не давший неповинно
Погибнуть брату своему.
И жизнь у вас всего одна... вампиры...[658]
И вы искупите лишь раз
Всю эту груду тел, страданий и развалин,
Прах, вопиющий против вас!
* * *
......................................
На двадцати судах с непрочным, беглым