С этими словами вручаю листки лекции хмырю оторопевшему, разворачиваюсь и твёрдым шагом покидаю «конференц-ресторан». А по пути указания жёсткие Пупсику даю, что он с мозгами конгрессменов сделать должен. Мало того, чтобы ни один из них от чтения лекции не увильнул — пусть наизусть вызубрят и как молитву бубнят.

Догоняет меня на лестнице Сашок и режет словом резким, безжалостным:

— Всё, Борис, можешь на своей политической карьере жирный крест поставить.

— Ты в этом уверен? — глаз кошу на него насмешливо.

— Абсолютно.

— «Шура, не учите нас жить!» — ёрничаю откровенно. — Почитаешь утречком их газетки, тогда и поговорим. Ты ведь по-американски шпрехаешь?

Молчит Сашок, слова мои переваривает. Не первый раз ему со мной обмишуриваться — осторожным стал.

— Мало того, — продолжаю, — завтра у нас встреча с Блином Клиторном предстоит.

— С кем, с кем? — переспрашивает Сашок.

— Президентом их.

— Биллом Клейтоном, — поправляет меня он.

— Ты мне этот официоз брось! — морщусь пренебрежительно. — Все президенты американские постоянно у России что блин без масла в горле комом стояли. А что фамилия у него такая, так ты на его окружение погляди, практиканточек, что в Белом доме сидят! Так что ты меня дипломатии своей не учи, а лучше готовься назавтра с главным бабником Америки познакомиться.

А вот здесь уже Сашок не выдерживает. Смотрит на меня взглядом сострадательным, как на душевнобольного, по фазе только что сдвинувшегося, и говорит голосом мягким, успокаивающим:

— Завтра мы домой летим…

— Так то вечером, — объясняю популярно, — а утро на что?

Пожимает неопределённо плечами Сашок, кривится кисло.

— Ладно, утро вечера мудренее, — подвожу итог дискуссии. — Поехали водку пить, как конгрессменам обещал. Моё слово на сей счёт — кремень.

Вернулись мы в отель, и здесь я решил шутку ва-аще сверхоригинальную отчебучить. Раз конгрессменов на раут пригласить не удалось, то почему бы мне с цээрушниками, всю ночь меня «охмурявшими», в запой крутой не удариться? Не с Сашком же по-чёрному нажираться — нам вдвоём содержимое чемоданчика «атомного» не осилить. Зря, что ли, столько «горючего» уникального, тройной очистки, через полмира тащили?

Впрочем, три бутылки перцовки для встречи с президентом американским я оставил. Не с пустыми же руками к нему идти? Неудобно как-то получится… Не по-русски.

Подготовил я с помощью Пупсика цээрушников к моему приходу — а то ещё с перепугу палить в нас с Сашком из кольтов, что по мишеням, начнут — и стучусь к ним в номер. Открывает мне «горилла» их, проход собой, что шкафом, загораживает, на меня вопросительно смотрит.

— Ребята, — говорю панибратски, — у меня сегодня праздник: лекцию вашим конгрессменам прочитал, и её на «ура» приняли. — Отодвигаю в сторону «шкаф-гориллу» и самым наглым образом вхожу в номер. — Поэтому предлагаю это событие эпохальное отметить соответственно.

И чемоданчик «атомный» бац, на прибор какой-то водружаю. И открываю. А там какого «горючего» только нет! На все вкусы. И, что характерно, бутылки вроде бы такие же, из которых наш народ отраву жрёт, а вот содержимое по спецзаказу на заводе изготовлено, чтоб, значит, перед заграницей краснеть не пришлось.

Ничего ребята цээрушные оказались, с полуслова, благодаря Пупсику, меня поняли. И водку на дурняк, как наши, изумительно жрали. Короче, когда их шеф, хмырь то есть наш, через пару часов заявился, мы уже хором «Подмосковные вечера» и «Yellow submarine», чередуя куплетами, горланили. Хмыря попервах чуть кондрашка не хватила, но Пупсик ему в мгновение ока душевное равновесие вернул. Тоже ничего мужик оказался: звякнул по телефону сотовому куда-то, и минут через пять в номере девицы нарисовались. В общем, всё путём вышло. Образец русско-американского сотрудничества споенного. С конгрессменами, думаю, хуже получилось бы.

С утра я что стёклышко был — во что, значит, продукт качественный потреблять! И голова не болит, и во рту не сушит. Правда, водки всё равно почему-то хочется. Может, именно потому, что голова такая неестественно светлая?

А вот Сашок тяжело на ноги поднялся. И говорил я ему вчера: не мешай водку с виски — так нет, не послушался. Хочу, мол, с американской спецслужбой на брудершафт выпить! «Добрудершафтился» до такой степени, что девицы его потом за руки, за ноги в спальню, что тюфяк какой, с трудом отволокли. И чего им, спрашивается, надо было от него в таком состоянии?

— Может, лекарство примешь? — киваю ему на полпузыря «Столичной», что я на журнальный столик специально для такого случая поставил, с общего застолья предусмотрительно заныкав.

— Нет-нет! — машет руками. — Вначале кофе… лёгкий завтрак… и лишь потом… может быть…

Только мы собрались куда в ресторан податься, чтобы Сашку здоровье поправить, как стук в дверь настойчивый раздаётся. Открывает Сашок дверь, а на пороге хмырь наш стоит. С лицом белым, глазами бегающими.

Да, думаю, видно тоже вчера хорошо принял. Сейчас по всем правилам бонтона межгосударственного опохмелиться предлагать будет.

Ни хрена подобного. Бочком-бочком в дверь протискивается, а за ним человечек какой-то, весь из себя невзрачный, проскальзывает. Причём настолько неприметный, что не только глазу зацепиться не за что, но и память о встрече с ним сразу напрочь отшибает. Как о столбе уличном. Невидимка, одним словом.

— К вам прибыл личный представитель президента Соединённых Штатов Америки по особым поручениям, — шёпотом замогильным сообщает хмырь и в сторону «невидимки» кивает.

Ну, ежели по особым поручениям, как-то отстранёно решаю я, то представитель таким незаметным и должен быть. Мало ли с кем президенту инкогнито пообщаться вздумается… Может, с тёлкой какой клёвой… Не зря о нём легенды сексуального характера ходят.

— Президент Соединённых Штатов Америки, — тут же начинает вещать представитель по особым поручениям голосом блеклым и таким же невыразительным, как и он сам, — приглашает вас к себе на неофициальную встречу.

Ядрит твою в корень! — хлопаю себя ладонью по лбу. Как я мог об этом забыть?! О тёлке, значит, подумал, а о себе?

Зато у Сашка реакция неадекватная. Багровеет в момент, что от апоплексического удара, рот обеими руками зажимает и с места в карьер в ванную комнату метётся.

— Когда? — машинально спрашиваю «невидимку».

— Прямо сейчас, — индифферентно сообщает он, словно наблюдать подобные ситуации ему не в диковинку. Будто каждый второй сенатор как Сашок реагирует на приглашение президента.

— Минутку, — говорю «невидимке», хватаю с журнального столика пузырь с остатками «Столичной» и за Сашком устремляюсь.

А того над умывальником наизнанку выворачивает. И чего ему президент штатовский так не нравится?