— Садитесь, Борис Макарович, — говорит Пупсик, от плиты не оборачиваясь, — я вас сейчас кофе необыкновенным угощу.

Сажусь я, и он тут же чашечку передо мной водружает. Отхлёбываю привычно, и у меня глаза на лоб от удивления лезут. Вроде и обычный кофе, натуральный, но густой какой-то, с привкусом оригинальным, весьма приятственным.

— Ну и как вам кофе? — интересуется пацан.

— Обалденный… Новый рецепт?

— Ага, — смущается он. — Щепотка корицы, кардамона…

Достаю сигарету, закуриваю и вновь из чашечки пригубливаю. Кофе настолько бесподобный, что от его вкуса шизануться можно. Куда там всем этим «капучино» хвалёным — в подмётки не годятся! Будь у Пупсика жилка коммерческая — в момент бы себе состояние на таком кофе сколотил. Впрочем, здесь наша совковость дубовая сказывается. Был у нас, к слову, когда-то напиток тонизирующий — «Байкал» назывался. На два порядка вкуснее «кока-колы». И где он теперь, «Байкал» наш? То-то и оно. А «кока-кола» весь мир заполонила. Пьют её все, плюются, но пьют. Да ещё и нахваливают.

— Мне тут с тобой посоветоваться нужно, — начинаю разговор издалека.

— Знаю, — серьёзно кивает Пупсик.

— Знаешь, да не всё, — морщусь. — Ехать или не ехать в Штаты — это вопрос второстепенный. Меня гораздо больше иное волнует — почему именно меня конгрессмены приглашают? Если трезво рассудить, амбиции отбросив, то кто я такой? Без году неделя в Думе, практически ничем себя не проявил — и вдруг, с бухты-барахты, такая заинтересованность моей персоной на столь высоком зарубежном уровне. Что-то тут нечисто…

— Я, конечно, могу попытаться объяснить, — мямлит Пупсик, — но, боюсь, не очень вразумительно получится…

— А кто же тогда меня «вразумить» сможет? — замечаю насмешливо. — Неужто есть кто на примете?

— Я тут до вашего прихода покопался в сознании некоторых конгрессменов, имеющих отношение к письму, и вышел на человека, по приказу которого и было отправлено приглашение, — спокойненько так сообщает Пупсик. Как нечто само собой разумеющееся и совершенно незначительное.

— Это… американца?! — шизею я. До сих пор не могу привыкнуть, что Пупсику залезть в мозги то ли моего лакея, то ли японского императора — однохренственно. Нет для него расстояний и языковых барьеров.

— Ага, — кивает Пупсик. — Вот этот человек вам бы всё подробно и объяснил.

— И каким же таким образом? — недоумеваю. — Я ведь не ты, напрямую с ним контакт установить не смогу.

— Зато я установлю, — пожимает плечами Пупсик, — и вы будете с ним через меня общаться.

Тут он вдруг, сидя на табурете, выпрямляется, будто и горба у него никакого нет, глаза оловянными делаются, и странным голосом, словно жуёт что-то, изрекает:

— Ask you question.

— Че-во!? — торопею от неожиданности, но внезапно осознаю, что язык этот понимаю. «Спрашивайте», — предлагает мне тот самый «человечек» из Штатов.

Прочищаю я горло и, кашлянув для солидности, задаю самый глупый вопрос, который только можно придумать:

— Кто вы?

Однако ответ получаю такой, что, не сиди я на стуле, может, и с копыт грохнулся.

— Полковник Тимоти О'Брайн. Начальник психоаналитической лаборатории Центрального Разведывательного Управления, — чеканит Пупсик голосом полковника.

Ни-и-фи-га-се-бе!!! Чем же это я такой интерес к себе у столь серьёзной организации вызвал? И настолько его ответ меня из седла выбивает, что этот вопрос, в мозгах свербящий, машинально вслух задаю.

Что удивительно, полковник передо мной как на духу исповедоваться начинает.

— Сфера интересов Соединённых Штатов, — чётко излагает, — охватывает практически все уголки земного шара. Особое внимание при этом уделяется России как стране с нестабильной экономикой, слабой государственной властью и при этом обладающей огромным ядерным потенциалом. Поэтому любой новый человек, появляющийся на политической арене России, сразу подвергается пристальному изучению. Ваше стремительное восхождение во власть, телевизионное интервью, пространные статьи в центральной прессе с положительной оценкой ваших способностей и далеко идущими выводами, позволили нашему аналитическому отделу прийти к заключению, что в ближайшем будущем из вас может получиться весьма влиятельный политик. Это и является основной побудительной причиной желания познакомиться с вами поближе.

— И что же вы надеетесь из меня «выкачать»? — усмехаюсь недоверчиво.

— Ничего, — по-солдафонски рубит сплеча полковник. — Мы будем заниматься вашей «накачкой». В семидесятые годы наша лаборатория занималась исследованиями в области модификации сознания человека. Когда сведения о нашей работе просочились в прессу, была пущена хорошо сфабрикованная дезинформация, что исследования дали отрицательный результат, и работы в этом направлении прекращены. На самом же деле мы добились поразительного эффекта, когда девяносто процентов подвергаемых внушению по нашей методике людей полностью меняют свои взгляды и убеждения практически без заметных психических отклонений. Кстати, эта методика, опробованная на политических лидерах вашей страны, дала ещё более ошеломляющие результаты — девяносто восемь процентов. Впрочем, мы применяли её осторожно и избирательно, предварительно глубоко изучив психотип каждого конкретного индивидуума.

Вот это он мне по мозгам врезал! Выходит, не один я с помощью Пупсика «кукол» послушных леплю. Выходит, сидят сейчас в Кремле сплошные марионетки, а «кукловоды» из Вашингтона их за ниточки дёргают…

— А кто же те счастливчики, на кого ваша методика не действует? — севшим голосом продолжаю «допрос с пристрастием».

— Люди с очень устойчивой психикой, твёрдыми убеждениями и высокоразвитым интеллектом с аналитическими наклонностями. Впрочем, при массированной тотальной обработке и их сломать можно, но тогда имеет место высокая вероятность возникновения шизофрении. Мы ведь не стираем память человека, а путём внушения переориентируем его убеждения. И если моральные принципы какого-либо индивидуума пустили глубокие корни в подсознание, то психические нарушения неизбежны. Поэтому таких людей мы стараемся не обрабатывать, иначе возникает вероятность рассекречивания нашей методики. К счастью, как правило, подобные люди на российском политическом Олимпе практически не наблюдаются.

Эт уж точно, горько замечаю про себя. Самое обидное, что прекрасно понимаю — и я из этих самых девяноста восьми процентов…

— А из моего окружения кто может противостоять внушению? — спрашиваю и мысленно транслирую через Пупсика образы Сашка, «бухгалтера» и «горилл» своих — короче, всех, кого в Штаты с собой взять наметил.

Думает пару минут полковник, анализирует, затем бросает коротко и по-русски:

— Сашок.

Понятно, что имечко он из головы моей извлёк, но настолько меня произношение изумляет, настолько слух режет, что я мгновенно беседу прерываю. Это для меня он Сашок, а для тебя, морда цээрушная, Александр Веньянимович, и никак иначе!