— Всё, хватит лясы точить! — бросаю раздражённо. — Теперь у меня и к тебе, Пупсик, пару вопросов имеется.

— Я вас слушаю, Борис Макарович, — как ни в чём не бывало выходит из транса пацан.

— Всё слышал, или ты сейчас как трубка телефонная бесчувственным был?

— Слышал.

— Насколько этой информации можно верить?

— Как это? — не понимает Пупсик. — Да нет, Борис Макарович, он врать сейчас не мог, поскольку вы не с самим человеком разговаривали, а с его сознанием напрямую связывались. А сам полковник об этой «беседе» даже не подозревает.

— Хорошо… — тяну я. Хотя, чего там хорошего, если за мной «психическая» охота ведётся?

— Ты оградить меня от их внушения в Штатах сможешь?

— Проще простого, — кивает Пупсик.

— Ну и отлично, — вздыхаю с облегчением. — Тогда — еду к ним. Как говорится — назло врагам!

Допиваю кофе, встаю, и тут мне ещё одна мысль светлая в голову приходит.

— А можешь так сделать, чтобы я в Америке точно так, как только что, речь их американскую понимал?

— Как скажете, Борис Макарович, — кивает Пупсик.

— Вот и ладненько, — совсем в отличное состояние духа прихожу. — Спасибо за кофе.

— Не за что.

Выхожу из дверей и нос к носу с Алиской сталкиваюсь.

— Боренька! — щебечет обрадовано и тут же губу обиженно копылит, словно мы с ней не пару часов назад за обедом виделись, а по крайней мере месяц в разлуке находились. — Ты всё занят да занят… В работе с головой постоянно… Отдохнул бы… Хоть часик жене уделил… — канючит.

— Это в каком смысле? — игриво подначиваю её.

— Вечер-то сегодня какой! — бесхитростно продолжает она. — Давай на лодочке по пруду нашему покатаемся, а?

Перхаю я попервах от глупости бабьей — надо же такое удумать, будто мы малолетки сопливые и на другие развлечения у нас денег нет, — но потом и думаю: а почему, собственно, и нет? Настроение хорошее, можно, действительно, и жене время уделить, прихоти её сумасбродной попотакать. Тем более что на баб посторонних меня в последнее время почему-то не тянет, да и водку пить по-чёрному, в одиночку, не хочется.

— Давай, — соглашаюсь благодушно.

В таком настроении радужном весь вечер и пребывал. Плывём мы на лодочке по пруду, Алиска щебечет что-то: то про красоты подмосковные, вечера дивные, то про карпов королевских, которых она во Франции закупить хочет и пруд ими зарыбить, то ещё про какую чепуху. А я гребу себе вёслами тихонько, вполуха её слушаю, а сам покоем наслаждаюсь. Ох и хорошо, когда всё вокруг своё, личное, а с лодки и ва-аще таковым до самого горизонта кажется. Лепота! А как звёзды ранние на небосводе высветились, так совсем не только Земля, планета-матушка, но и вся Вселенная личной собственностью представляться стала.

Окинул я тогда окрестности орлиным взором и увидел, как спутниковая антенна на особняке от чар Пупсика в сумерках мерцать начала. Красиво так это, волнами концентрическими сияния призрачного в космос беспредельный медленно истекая.

Жди, Вселенная, идёт Пескарь Борис Макарович, твой ХОЗЯИН!

Не стал я рисковать да команду большую, как намечал, в Штаты набирать. Меня-то Пупсик от внушения оградит, а вот сумеет ли он сразу всех обезопасить — не уверен. Да и потом, зачем мне, под неусыпным наблюдением Пупсика, ещё и охрана? Для форсу разве…

Так что махнули мы в Штаты вдвоём с Сашком. Алиска, естественно, опять в слёзы ударилась — почему за границу её снова не беру. Вот ещё проблема на мою голову свалилась! Вроде «слепил» себе жену идеальную, так теперь она меня своей преданностью достаёт. Где же та золотая середина в бабском каркасе, которая полностью мужика удовлетворит? Во всех отношениях, разумеется. Может, по новой Алиску в толстуху сварливую превратить? И так с ней каждый день поступать — сегодня она к тебе собачонкой ласковой льнёт, а завтра змеёй разъярённой шипит, ядом брызжа… Однако не стал я экспериментировать, как смог уломал её обещаниями любви вечной, и укатили мы с Сашком в аэропорт.

Давненько я себя обыкновенным смертным не ощущал. Привык в последнее время только собственными средствами передвижения пользоваться — лимузином там, самолётом, — поэтому лайнер, где мне с посторонними людьми лететь в Штаты довелось, полной дичью показался. А ведь и трёх месяцев не минуло, как я по-настоящему хозяином собственной жизни заделался. Во, как быт частнособственнический засасывает!

Поэтому сидел я в своём кресле у окна что мышка, коньячок, на дурняк стюардессой предлагаемый, потягивал и, наушники напялив, наши родные песни, сплошной блотяк которые, весь рейс слушал. Как понимаю, в Штатах такого репертуара нет, там всё больше американский образ жизни благополучного гражданина рекламируется. Кому что. У них такой имидж, а у нас — противоположный. Как говорится, кто балом правит, тот и музыку заказывает.

В общем, путь до Вашингтона особо описывать нечего — сплошная бодяга, круто на скуке замешанная. Поэтому, когда на трап самолёта в аэропорту столицы штатовской выполз, себя словно зэком, из зоны выпущенным, почувствовал. То есть вроде и на воле-вольной, на свежем воздухе после замкнутого пространства, но и с задней мыслью опасливой — а как-то меня здесь, на чужбинушке, примут?

На таможне негр огроменный мой паспорт раскрыл, почитал, с головы до ног внимательно осмотрел, с фоткой сверился. Можно подумать, что я на паспорт в полный рост снимался. Затем те же «смотрины» с Сашком проделал и жестом нам обоим за собой следовать предложил.

Вот, блин, думаю с тоской, опять, как в Париже, шмонать будут. А у нас с собой и вещей-то всего один чемоданчик «атомный», точь-в-точь как у президента, правда, начинкой несколько иной, глубоко специфической, до отказа забитый. Как бы не изъяли… На нашей таможне, ежели б не моя депутатская неприкосновенность, точно бы опустошили.

Но нет, выводит нас таможенник в зал ожидания и с рук на руки какому-то хмырю коротко стриженому в костюмчике тёмном, белой рубашке и при галстуке передаёт.

Пожимает хмырь нам руки, глазками прозрачными цепко ощупывает и представляется, что, мол, он…надцатый секретарь одной из подкомиссий Конгресса, которому нас встречать поручено.

Сашок переводит, затем меня и себя хмырю представляет, а я киваю важно, с апломбом дебильным, будто ни хрена по-американски не шурупаю. Хотя с помощью Пупсика всё с первого раза просекаю. Не такой-то уж, на поверку, и сложный американский язык оказывается, вот ещё бы говорить на нём научиться…

Однако то, что меня всего лишь пешка в виде…надцатого секретаря, да к тому же не комиссии, а всего лишь подкомиссии, встречает, самолюбие больно задевает. Посему на морду свою отчуждённость напускаю, а когда хмырь пешечный к лимузину пройти предлагает, ва-аще надменность оскорблённую из себя строю.

Лимузин, правда, нормальный подали, как у меня. Но я всё равно индюком надутым туда сажусь и на…надцатого секретаря набычившись смотрю.