— Я боюсь, что нашу семью будут осуждать, — сказала она.

— А ты себя осуждаешь?

— А ты нет?

— В этом году из жалости пригласят меня, верно?

Джулия улыбнулась, благодарная за смену темы:

— Ну а почему этот год должен отличаться от других?

Впервые за несколько недель посмеялись вместе.

Джейкоб отвык от такой теплоты и теперь растерялся. Он не ожидал подобного, готовясь к репетиции этого разговора. Скорее ждал некоторой пассивной агрессии. Он думал, придется глотать от нее гадость за гадостью, и у него никогда не хватало духу — не оправдывались примерные расходы на самозащиту — прибегнуть к заготовленному набору ответных ходов.

Доктор Силверс убеждал его, что нужно просто присутствовать, сидеть со своей болью (а не отбрасывать ее от себя) и удерживаться от стремления к какому-то определенному исходу. Однако Джейкобу казалось, что ситуация потребует совершенно невосточной отзывчивости. Он постарается не говорить такого, что можно будет когда-либо позже обернуть против него, поскольку все сказанное будет подшито и сохранено навечно. Ему нужно будет изобразить отступление (скромно признавая ее правоту и демонстративно принимая мнения, которых втайне придерживался давно), не отступив ни на дюйм. Придется быть настолько коварным, что коварство самураев в сравнении показалось бы детской игрушкой.

Но по мере того как разговор обретал форму, Джейкоб понимал, что нет необходимости его как-то направлять. Выигрывать было нечего — следовало только уменьшать потери.

— "Бывают самые разные семьи…" — начала Джулия. — Подходящий вариант?

— Наверное.

— "В одних по два папы. В других по две мамы".

— "Некоторые семьи живут в двух домах"?

— Тут Макс решит, что мы покупаем летний домик, и обрадуется.

— Летний домик?

— Домик на побережье океана. "Некоторые семьи живут в двух домах: один в городе, другой на берегу океана".

Летний домик, подумала Джулия, сознательно обманываясь так же безоглядно, как обманулся бы Макс. Они с Джейкобом когда-то это обсуждали: не дом на берегу океана — такого они не могли бы себе позволить, — но что-то уютное, где-нибудь. Это и была важная новость, которую Джулия собиралась сообщить Марку в тот день, пока он не показал ей, насколько ее жизнь бедна новостями. Летний домик — это было бы здорово. Может быть, даже настолько здорово, что на время спасло бы положение или создало видимость крепкой семьи, пока не найдется следующий костыль. Видимость счастья. Если бы их могла устроить видимость — не ради других, а ради самих себя, — могло бы выйти достаточно близкое подобие настоящего счастья и получилось бы все удержать.

Они могли бы больше путешествовать. Планирование поездки, поездка, вспоминания — это помогло бы выиграть немного времени.

Они могли пойти на терапию для семейных пар, но Джейкоб выказывал странную привязанность к доктору Силверсу, и поход к другому психотерапевту расценивался бы как грех (очевидно, более тяжкий, чем просить фекального эякулята у женщины, которая тебе не жена); и когда Джулия представляла, что придется все открыть и тратить время и деньги на два сеанса в неделю, которые обернутся то тяжким молчанием, то бесконечными разговорами, то не могла наскрести в себе должного оптимизма.

Они могли предпринять именно то, чему она посвятила себя в своей профессии, но всячески противилась в жизни: обновление интерьера. У них дома столь многое можно было обновить: переоборудовать кухню (как минимум, трубы и электропроводку, но почему бы и не столешницы, не технику, а в идеале вообще все перепланировать ради большей обтекаемости и красоты); главную ванную; одежные шкафы; раскрыть заднюю часть дома в сад; прорубить пару окон в крыше над душевыми в верхнем этаже; закончить подвал.

— "Один дом, где будет жить мама, один дом, где будет жить папа".

— Ладно, — сказал Джейкоб, — давай я минуту побуду Сэмом.

— Давай.

— Вы хотите переехать одновременно?

— Да, хотим попробовать.

— А мне придется каждый день таскать вещи туда-сюда?

— Мы планируем жить в нескольких минутах ходьбы друг от друга, — сказала Джулия. — И это не будет каждый день.

— А ты это действительно можешь обещать? Я — сейчас я.

— Думаю, в этой ситуации можно и пообещать.

— И как мы будем делить время?

— Я не знаю, — сказала Джулия, — но не через день.

— А кто будет жить здесь? Я опять Сэм.

— Надеемся, хорошая семья.

— И мы хорошая семья.

— Да, конечно.

— У кого-то из вас был роман?

— Джейкоб.

— Что?

— Он такого не спросит.

— Во-первых, может и спросить. Во-вторых, это одна из тем, где, как бы маловероятны ни были вопросы, у нас должны иметься заготовленные ответы.

— Ладно, — сказала Джулия. — Тогда теперь я Сэм.

— Давай.

— У кого-то из вас был роман?

— А я кто? — спросил Джейкоб. — Я? Или ты?

— Ты.

— Нет. Дело совсем не в этом.

— Но я видел твой телефон.

— Стой, он видел?

— Не думаю.

— Не думаешь? Или не видел?

— Почти уверена, что не видел.

— Почему же сказала?

— Потому что дети знают такое, о чем мы и не подозреваем. И когда он помогал мне его открыть…

— Он помогал тебе его открыть?

— Я не знала, чей он.

— И он видел?..

— Нет.

— Ты сказала ему…

— Нет, конечно.

Джейкоб вернулся в образ себя самого:

— То, что ты видел, — это переписка с одним из сценаристов нашего сериала. Мы пересылали друг другу реплики для сцены, в которой два человека говорят друг другу довольно непристойные фразы.

— Убедительно, — признала Джулия, выйдя из роли.

— А у тебя, мама? — спросил Джейкоб. — У тебя ничего не было?

— Нет.

— Даже с Марком Адельсоном?

— Нет.

— Ты не целовалась с ним на модели ООН?

— Джейкоб, это что, правда нужно?

— Вот, теперь я буду тобой.

— Ты будешь мной?

— Да, Сэм, я целовалась с Марком на конференции. Это не было предумышленно.

— Никогда бы не использовала этого слова.

— Это было непреднамеренно. И даже не было приятно. Это просто случилось. И мне жаль, что это случилось. Я просила вашего отца принять мои извинения, и он принял. Ваш отец очень хороший человек…