С каким спокойствием взирали ее голубые глаза на тех, ктовыпивал роковое зелье! С каким спокойствием она обводила взглядом собравшихся,пока ей читали стихи! С каким спокойствием она улыбалась высокому блондину,наблюдавшему за ней из угла комнаты! И как глубоко было ее отчаяние!

Узнав об этом, я как безумный выбежал в ночь. Теперь у меняпоявилось доказательство ее неизмеримого преступления! Разве этогонедостаточно, чтобы забрать ее с собой, насильно передать ей Темную Кровь иобъяснить: «Нет, милая, я не лишил тебя жизни – я подарил тебе вечность!»

Выйдя из города, я много часов бродил по деревенским тропам,периодически стуча ладонью по лбу.

«Хочу ее, хочу ее, хочу...» – звучало в голове. Но я так ине смог заставить себя совершить последний шаг и в конце концов вернулся домой,чтобы написать ее портрет. Ночь за ночью я рисовал ее портреты на деревянныхпанелях, чтобы преподнести ей подарок: то в образе Святой Девы в моментБлаговещения или Мадонны с младенцем, то в образе Марии, оплакивающей распятогоХриста. Я изображал ее Венерой или Флорой... Я рисовал ее до изнеможения и вконце концов просто опустился на пол мастерской. Пришедшие под утро ученикиобнаружили меня совершенно больным и обессилевшим от слез.

Но я не мог причинить ей вред. Не мог навязать ей ТемнуюКровь. Не мог забрать ее с собой. Однако теперь в моих глазах она приобрелаважное, даже преувеличенно важное качество.

Она была так же порочна, как я, и, наблюдая за ней из углагостиной, я воображал, что изучаю существо, себе подобное.

Во имя собственной жизни она приносила в жертву людей.

Во имя собственной жизни я пил человеческую кровь.

И теперь эта нежная девушка в дорогих платьях, с длиннымибелокурыми локонами, с мягкой податливой кожей обладала для меня мрачнымвеличием. Никогда еще меня не влекло к ней так сильно.

Как-то ночью моя боль была настолько острой, что мне сталожизненно необходимо побыть вдали от этой женщины, и я отправился на прогулку вгондоле, приказав гребцу провести лодку по самым узким каналам города и решивне возвращаться к палаццо, пока сам этого не захочу.

Чего я искал? Запаха смерти и крыс в чернильных водах?Редких, но милосердных отблесков луны?

Я лежал на дне лодки, положив голову на подушки, и прислушивалсяк голосам города, чтобы заглушить свой внутренний голос.

И внезапно, когда мы снова вышли к широким каналам иоказались в центральном районе Венеции, раздался еще один голос, не похожий наостальные, – голос отчаявшегося разума.

Передо мной на секунду возникло лицо того, к кому обращенбыл зов, – нарисованное лицо. Я рассмотрел даже краски, нанесенные умелымимазками. Я узнал лицо Христа!

Что это значит? Я прислушивался, позабыв обо всем. Другиеголоса перестали существовать для меня. Шепчущий город смолк, наступила полнаятишина.

Ее нарушал только горестный плач. Голос ребенка за толстымистенами, ребенка, с которым обошлись так жестоко, что он не помнил ни родногоязыка, ни даже собственного имени.

Но на позабытом языке он молил избавить его от тех, ктобросил его во тьму, от тех, кто мучил его и осыпал оскорблениями на непонятномнаречии.

Снова появился этот образ – лик Христа с застывшим взглядом.Христос, изображенный в традиционном греческом стиле. Мне была отлично знакоматакая манера живописи, подобные лики я видел тысячу раз.

Где? В Византии, а также на Востоке и Западе, кудараспространилось ее влияние.

Что означали эти спутанные мысли и образы? Что означалаповторяющаяся мысль об иконе, исходящая от ребенка, который не понимал, чтомолится?

И опять я расслышал мольбу того, кто считал, что умолкнавсегда.

Я узнал язык той молитвы. Мне не составило труда распутатьего, определить порядок слов – я обладал глубокими познаниями в языках мира.Да, я разобрал как язык, так и саму молитву: «Господи, избави меня... Господи,дай мне умереть».

Хрупкое дитя, изголодавшееся дитя, дитя, оставшееся одно вовсем мире.

Я сел и прислушался. Я постарался проникнуть в самыепотаенные мысли – те, что не выразить словами.

Этот юный искалеченный человечек был когда-то художником.Тот лик Христа вышел из-под его кисти. Он смешивал яичный желток с пигментами,точь-в-точь как я. В свое время он снова и снова рисовал лицо Христа!

Откуда исходит этот голос? Нужно определить источник. Яприслушался, призвав на помощь все свое мастерство.

Его держали в подземелье где-то совсем близко. На последнемиздыхании он посылал молитвы Небесам.

А бесценные иконы он писал в далекой заснеженной стране подназванием Русь.

Оказалось, что этот мальчик необычайно одаренный иконописец.Но он ничего не помнил. Вот в чем загадка! Вот в чем сложность! Он сам не виделте образы, что рассмотрел я, – должно быть, его сердце было совершенноразбито.

Я понимал то, чего не сознавал он. А он молча взывал кНебесам по-русски, моля избавить его от тех, кто держал его в рабстве изаставлял служить в борделе, творить то, что он считал непростительным плотскимгрехом!

Я велел гребцу остановиться.

И долго прислушивался, пока не определил место с предельнойточностью. Я приказал вернуть гондолу на несколько домов назад и нашел нужнуюдверь.

Перед входом горели свечи. Внутри играла музыка.

Юный голос не переставал молиться, но для меня сталосовершенно ясно, что мальчик не помнит ни слов мольбы, ни своей истории, нисвоего языка.

Владельцы заведения встретили меня с большим почетом: онинаслышаны обо мне, я непременно должен зайти, под их крышей я получу все, чтопожелаю, эти двери ведут прямо в рай, только послушайте, какой смех, какиепесни!

– Что вам угодно, господин? – спросил человек сприятным голосом. – Мне вы можете рассказать все. Здесь не бывает тайн.

Я молча стоял и слушал. Должно быть, я показался им оченьсдержанным: высокий блондин с ледяными манерами, склонивший голову набок иотводящий в сторону взгляд задумчивых голубых глаз.

Я старался увидеть мальчика. Его держали взаперти там, гдеего никто не найдет. С чего начать? Попросить показать мне всех мальчиков, чтоживут в доме? Не выйдет: его поместили в холодную одиночную камеру, егонаказали и ни за что не выпустят.

Внезапно мне пришло в голову решение, словно его подсказалиангелы – или сам дьявол? Решение своевременное и действенное.

– Мне угодно купить – сами понимаете, за хорошиеденьги, – ответил я, – мальчика, от которого вы желаете избавиться.Его недавно привезли, и он отказывается выполнять приказы...