За много лет я перевидал тысячи смертных, не испытывая к нимникаких чувств, но сейчас, глядя на это существо, я ощущал лихорадочное биениесердца, словно опять заглянул в мастерскую Боттичелли, увидел картины ипознакомился с Боттичелли-человеком. О да, с человеком!

В ту ночь я оставался в ее доме недолго.

Но через неделю вернулся и принес ее портрет. Я написал егона небольшой панели и приказал вставить в золотую раму, отделанную драгоценнымикамнями.

Я вручил ей портрет и увидел, что она потрясена. Она неожидала подобного сходства. Но я опасался, что она найдет в картине что-тонеобычное, какие-нибудь недостатки.

Она подняла глаза, и я ощутил ее признательность, восхищениеи более глубокое чувство – эмоцию, в которой она отказывала себе в общении состальными.

– Кто вы... на самом деле? – спросила она мягкимвкрадчивым шепотом.

– Кто вы... на самом деле? – повторил я и улыбнулся.Она серьезно посмотрела на меня, потом вернула улыбку, но не ответила, закрывот меня все тайны своего сердца – грязные тайны золота и крови.

В тот момент я боялся, что потеряю самообладание. Мнехотелось обнять ее, пусть даже против воли, силой выхватить ее из теплых,уютных комнат и перенести в холодный роковой мир моей души.

Я увидел – увидел как наяву, словно христианский сатанаопять принялся искушать меня видениями, – как ее преображает Темная Кровь.Увидел, как она начинает принадлежать мне, как ее юность сгорает на алтаребессмертия, как я становлюсь для нее единственным источником тепла и богатства.

Я покинул ее дом, ибо не мог там оставаться. И невозвращался много ночей, сложившихся в месяцы.

Бьянка прислала письмо.

Я пришел в изумление, перечитал его несколько раз, а потомположил в карман туники поближе к сердцу.

«Мой дорогой Мариус.

За что вы лишили меня своего общества, оставив взамен тольковосхитительный портрет? Мы постоянно ищем новых развлечений, а гости моинеизменно вспоминают о вас с добротой. Непременно возвращайтесь. Ваша картиназаняла почетное место на стене моего салона, чтобы доставлять удовольствиевсякому, кто входит в мой дом».

Как же получилось, что я начал изнывать от желания сделатьсвоей спутницей смертную женщину?

Прошло столько веков – в чем же дело?

Я думал, что в Боттичелли меня привлекает необыкновенныйталант, что острый взгляд и жадное сердце заставили меня надеяться на чудо встремлении смешать Кровь с его необъяснимым даром.

Но эта девочка, Бьянка... На первый взгляд она непредставляла собой ничего особенного. О да, ее красота была в моем вкусе дотакой степени, что казалось, будто я сам ее вылепил, будто она – дочь Пандоры,будто она – творение Боттичелли, вплоть до сонно-мечтательного выражения лица.

;В ней невероятным образом смешивались внутренний огонь иуравновешенность.

Но за долгие годы скитаний я повидал много красивых людей –богатых и бедных, молодых и старых, – но ни разу не испытал столь острого,почти неконтролируемого желания забрать их с собой, увести в святилище иподелиться плодами своей мудрости.

Что делать с этой болью? Как избавиться от нее? Долго ли мнемучиться здесь, в Венеции, в городе, где я искал покоя и поддержки смертных,втайне пообещав взамен вернуть миру благополучных, образованных мальчиков?

Поднимаясь по вечерам, я стряхивал обрывки недавних снов оБьянке – снов, в которых мы сидели в моей спальне, беседовали, я рассказывал одолгих одиноких дорогах, что мне довелось преодолеть, а она объясняла, как ейудалось извлечь из обыденных, низменных страданий невероятную силу.

Даже участвуя в пирах учеников, я не мог отделаться от грез.Они осаждали меня, словно я засыпал среди бокалов и тарелок. Мальчикисоперничали друг с другом, стараясь привлечь мое внимание. Им казалось, чтогосподин недоволен ими.

Заходя в мастерскую, я испытывал смятение. Я написал большуюкартину, изобразив Бьянку Девой Марией с пухленьким младенцем Иисусом на руках.Я отложил кисти. Я был недоволен. И не находил причин для довольства.

Я оставил Венецию и отправился в деревню в поисках злодеев.Я пил кровь, пока не насытился, что называется, до отвала. А потом вернулся всвои покои и лег на кровать. Мне снова приснилась Бьянка.

Наконец перед рассветом я записал в дневник следующеепредостережение:

«Желание создать здесь бессмертного спутника столь женеоправданно, как и во Флоренции. Ты прожил долгую жизнь, ни разу несорвавшись, хотя прекрасно знаешь, как это делается, – тебя научил жрецдруидов. Только следуя своим принципам, ты сможешь выжить. Какая бы радужнаякартина тебе ни рисовалась, не смей вырывать из жизни эту девочку. Вообрази,что она – это статуя. Вообрази, что твое зло – это сила, разбившая статую.Посмотри на осколки. Это последствия твоего поступка».

Я вернулся в ее дом.

И увидел ее словно впервые – так сильно поразил меня ееобраз, так мягко и убедительно звучал ее голос, такое обаяние светилось в лицеи глазах. Находиться рядом с ней стало для меня и агонией, и несравненнымутешением.

Много месяцев я приходил в ее дом, притворяясь, что слушаюдекламацию стихов, иногда поневоле участвуя в неспешных дискуссиях об эстетикеи философии, в то время как мне просто хотелось побыть рядом с ней, всмотретьсяв прелестные черты ее лица и, прикрывая глаза от удовольствия, слушать еепевучий голосок.

К ее знаменитым собраниям присоединялись все новые гости.Никто не смел оспаривать ее превосходства в своей области. Но пока я сидел инаблюдал за происходящим, погрузившись в приятную дрему, моему взору открылисьускользающие от остальных страшные подробности.

Некоторые из тех, кто заходил в ее дом, были отмеченымрачной печатью. Некоторые люди, близко знакомые божественно пленительнойхозяйке, получали с вином порцию яда, остававшегося в организме после того, какони покидали радушную компанию, и рано или поздно приводящего к смерти!

Поначалу, уловив своим сверхъестественным чутьем едваразличимый запах смертельной отравы, я решил, что у меня разыгралосьвоображение. Но с помощью Мысленного дара я заглянул в сердце чаровницы иузнал, как она заманивает в салон тех, кого должна отравить, даже недогадываясь о причинах столь сурового приговора.

И теперь мне открылась наконец та низменная ложь, что япочувствовал во время нашей первой встречи. Родственник, флорентийский банкир,держал ее в постоянном страхе. Именно он привез ее сюда и устроил ейочаровательное гнездышко, где не смолкала музыка. Именно он требовал, чтобы онаподсыпала яд в ту или иную чашу – по его усмотрению.