Я не очень-то верю в знаки. Я не слышу пророчеств в песне, которая играет по радио. Я не вижу в радуге ничего, кроме капель воды на солнце. Я не умею читать по кофейной гуще.

Но последним, что я увидел, выезжая на шоссе, была стая кружащих в небе стервятников – наверное, тех самых, что пировали над телом Герберта Трифта.

После побега маленькой девочки младший брат растерял последние остатки своего авторитета, и теперь всем заправлял старший. Последнее задание не стало исключением. Старший проявил настойчивость, сказав, что в первый раз младший плохо справился.

Что ему после этого оставалось делать? Только взять после завтрака в руки лопату и выйти из дома.

На нем были брюки, рубашка с длинным рукавом, перчатки и шляпа. Когда все закончится, они отправятся на какой-нибудь песчаный, залитый солнцем пляж, в местечко с дешевой выпивкой и еще более дешевыми женщинами. Он не собирался всю первую неделю в раю чесаться от ожогов ядовитого плюща.

Воздух был чистый, разразившаяся минувшей ночью гроза как будто перезагрузила картину мира. Он сделал глубокий вдох. Ясную синеву неба высоко над головой расчерчивали лишь тонкие, дымчатые следы самолетов.

Младший брат отыскал приметную сосну на опушке, вошел в лес и затем, не обращая внимания на брызги, летевшие с мокрых кустов, взял курс на восток, прямо на поднимающееся над горизонтом солнце.

Отсчитав ровно сто шагов, он наткнулся на два положенных им же самим крест-накрест полена и двинулся дальше.

А проделав еще сто, увидел второй ориентир – два молодых деревца, которые он накануне вырвал с корнем и уложил в нужном направлении.

Цели своего похода младший брат достиг, когда за спиной осталось ровно триста шагов. Он ошибся всего на несколько футов – совсем неплохо, если учесть, как далеко он углубился в лес.

Схватив обеими руками лопату, он спрыгнул в вырытую вчера яму и взялся за работу. Накануне он трудился до тех пор, пока не добрался до грунтовых вод – в этом болотистом краю они залегали довольно близко от поверхности. Но старший приказал копать дальше.

Младший методично трудился, отбрасывая в сторону одну лопату мокрой земли за другой. Теперь яма была достаточно глубокой, и корни деревьев, изводившие его вчера, уже не мешали.

Он рыл до тех пор, пока вода не дошла до колен. Ну все, хватит. Младший брат выбрался из ямы, бросил последний взгляд на проделанную работу и пошел домой, мечтая принять душ.

Если старший хочет, чтобы могила для девочки была еще глубже, пусть копает сам.

В то утро у служебного входа работали два сотрудника службы безопасности суда – верзила, которого я почти не знал, поскольку его обычно ставили дежурить в одном из судебных залов, и Бен Гарднер.

Сначала я поприветствовал здоровяка, потом кивнул Бену Гарднеру.

– Доброе утро, судья, – ответил он.

Я прошел через вечно безмолвный металлодетектор, забрал кейс с ленты интроскопа и, как обычно, направился к лифту.

Но в этот момент услышал голос Бена:

– Если не возражаете, судья, я провожу вас до кабинета.

– Конечно, – в некотором замешательстве ответил я.

– На четвертом этаже уже собралась целая толпа, и я хочу убедиться, что все в порядке.

Мы подошли к лифту. Как только за нами закрылась дверь, охранник прочистил горло.

– Я понимаю, вам предстоит непростой день, – сказал он, – но думаю, что уже сегодня, буквально через пару часов, я получу ответ по поводу отпечатков пальцев, о которых мы говорили.

– Отлично.

– Мой человек обещал сделать все этим утром. Если он найдет совпадение, то ближе к обеду я смогу назвать вам имя.

– Вы мне очень помогли, правда. Я очень признателен.

– Пустяки, – сказал он.

Лифт остановился на четвертом этаже. Я подумал, что слова Бена о толпе были предлогом, чтобы поговорить со мной наедине.

Но, как оказалось, он не преувеличивал. Еще в лифте до меня донесся гул.

А когда двери открылись, мне показалось, что я оказался на многолюдной вечеринке, гости которой еще не знали о том, что прибыл виновник торжества. Отзвуки сотни говоривших одновременно голосов ударялись о мозаичный пол и рикошетили к потолку.

Это было очень странно. На четвертом этаже обычно тихо как в мавзолее и вдвое скучнее. Теперь же вокруг стояли женщины в шелковых блузках и мужчины в строгих костюмах, прислонившись к стене или сбившись в тесные кучки посреди коридора. Поскольку телефоны и другие гаджеты у них отобрали, им не оставалось ничего другого, кроме как разговаривать друг с другом.

Некоторые были одеты скромнее, а говорили громче всех. Видимо, журналисты.

– Я пойду впереди, – сказал Бен, перекрикивая шум.

Мы двинулись через толпу, Бен прокладывал путь. Большинство собравшихся не обратили на меня никакого внимания. Даже используя в качестве тарана сотрудника службы безопасности, я все равно оставался для них очередным человеком в строгом костюме. Но судя по тому, как несколько человек повернули в мою сторону головы, когда я проходил мимо, по крайней мере некоторые из них меня все же узнали.

Кто они, все эти люди? Среди них, понятное дело, много репортеров. Но вот остальные выглядели как…

Инвестиционные банкиры.

Ну конечно, куда же без них.

Каждый новый поворот в деле «АпотеГен» оказывал соответствующее влияние на биржевой рынок, и сегодня в зал суда явились аналитики и сотрудники хедж-фондов, работа которых заключалась в прогнозировании дальнейшего поведения активов. Если им покажется, что ценные бумаги компании пойдут вверх, их надо срочно покупать, пока этого еще не случилось, если же рухнут вниз, закрывать короткие позиции.

В своих предположениях они руководствовались информацией, которую им удавалось собрать. Так уж получилось, что мой зал судебных заседаний стал лучшим источником сведений о ближайших перспективах «АпотеГен». Стоит мне неодобрительно нахмуриться в ответ на какие-то слова истца, как акции фармацевтического гиганта тут же подрастут на пятьдесят центов. Стоит отклонить возражение защиты, упадут. Не на пятьдесят центов, так на двадцать. Может, на доллар сорок. Либо еще как-нибудь.

Суть заключалась в том, что тем утром, в последнюю пятницу сентября, в зале, где Его Честь судья Скотт Сэмпсон намеревался провести заседание, делались большие деньги. Коридор четвертого этажа будто превратился в преддверие казино, где вот-вот должна была начаться крупная игра на удачу.

Но никто из собравшихся не знал, что крупье – шулер.

Ближе к девяти толпа стала еще гуще. Ни от Джеба Байерса, ни от Судейского совета по-прежнему ничего не было слышно, хотя выбить почву у меня из-под ног могли в любой момент.