Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ты что-то потеряла?
– Может быть, – отвлёкшись на мгновения, она быстро посмотрела на молодого человека, потом продолжила своё занятие.
«Старшекурсница», – подумал Аркадий; его это несколько позабавило.
– Я присяду?
– Садись, кто мешает? – спокойно и доброжелательно-безразлично, без какого-либо рвения ответила она.
– Меня зовут Аркадий.
– Очень приятно. Евгения. Это о тебе все говорят? – по-светски спросила она, не желая получить ответа.
– А обо мне кто-то говорит?
– Тебя это удивляет? – девушка наконец перестала рыться в сумке, не найдя в ней то, чего искала, отложила её и посмотрела Аркадию прямо в глаза.
То, что она просто не встала и не пошла своей дорогой, окончив занятие, поглощавшее её внимание, дало молодому человеку понять, что им интересуются, отчего ему вдруг захотелось расплакаться из умиления.
Ещё раз окинув Евгению взглядом с ног до головы, Аркадий понял, что девушка была высокого роста, почти такого же, как и сам парень. В его голове промелькнула мысль, что он ещё ни разу не обнимал высоких девушек, ему стало интересно, какие испытываешь ощущения, когда рука с талии не вскальзывает подмышку, а предплечье не ноет от постоянного напряжения. Её тёмно-русые волосы, пусть и собранные в хвост на затылке, явно волнились, матовая гладь зачёсанных локонов ребрилась на висках и брызгалась отдельными волосками, грозясь вот-вот распасться, а специально выстриженная и расчёсанная чёлка, прикрывала невысокий, очень выпуклый розовый лоб. Густым белёсым бровям явно уделялось небольшое внимание, равно как и ресницам, скрывавшим карие, немного уставшие глаза, глубоко расставленные по сторонам длинного носа, слегка искривлённого и с небольшой горбинкой. Пышные розовые губы ярко подчёркивались небольшим острым подбородком, подавляя его своей сочностью.
Ещё издалека Аркадий подсознательно заприметил некоторую необычность в этом лице и какое-то время рассматривал его вблизи, не в состоянии угадать, в чём она заключалась, потом понял – на нём не было ни следа косметики. Молодому человеку это очень импонировало, он стал чувствовать себя комфортней и проще, пару мгновений с платоническим сладострастием разглядывая на её левой щеке две маленькие родинки, которые, будто брызги от слёз, скупо упали из глаз и так застыли. А ещё он понял, что с девушкой надо говорить открыто и умно.
– В некоторой степени.
– Но ты же в курсе, что отличаешься от обычных здешних обитателей, как учащих, так и учащихся? – по-доброму насмешливо спросила Женя.
– Чем?
– Хотя бы тем, что приезжаешь сюда не на метро.
– Это несущественно.
– Возможно. Когда есть машина, начинаешь воспринимать даваемые ею удобства как естественные. Слушай, а это правда, что ты учился во Франции? – женское любопытство дало о себе знать, заняв место женской осторожности.
– Правда, на искусствоведа, специализация – французское барокко и наполеоновский ампир. Там самое подходящее место для получения такого образования.
– Зачем же ты поступил сюда? – широко раскрыв глаза, вновь спросила Женя с недоумением. На мгновение из них исчезла усталость.
– Я хочу сам рисовать, а не просто знать, кто, что и как в своё время нарисовал. К тому же искусствовед из меня не очень, я не люблю лазать с лупой по чужим картинам да копаться в ветхих каталогах, – Аркадию очень нравилось объективность его самоопределения перед этой девушкой, – а в музеях и вовсе испытываю иррациональный страх. Работаю покамест в фирме дизайнером.
– Наверное, там хорошо платят, раз в свои годы ты успел накопить на такую машину. Или взял в кредит?
– Нет, такие машины в кредит не берут, я её купил не на собственные средства, точнее, я вообще ничего не покупал, мне отец подарил. – Сказав достаточно о себе, Аркадий почувствовал, что вправе задать вопрос, – ты на каком курсе?
– Последнем. Этот год доучусь и всё.
– А на кого учишься? Я тебя среди «художников» ни разу не видел.
– Я на дизайнера. Послушай, а в фирме, где ты работаешь, нужны практиканты?
– Не знаю, надо спросить, – молодой человек вдруг почувствовал, что ему бы очень не хотелось, чтобы Женя работала рядом с ним. – У нас скучно и специфично, мы архитектурное бюро, проектируем частные жилые дома. В основном работают архитекторы, дизайнеры – вспомогательная сила. Я, например, проектирую фасады, внешний облик, что необходимо не во всяком заказе, ведь архитекторы могут быть и дизайнерами. В общем у нас это невостребованная специальность.
– Понятно. Как же тебя самого туда занесло?
– Засиделся дома после университета, надо было идти хоть куда-нибудь, отец договорился. С начальником очень повезло, хороший человек, и грамотный, в искусстве разбирается, есть, о чём поговорить.
– Мне, наверное, сидеть дома не надоело бы никогда. Я без того люблю рисовать, а сюда поступила, только чтобы получить хоть какую-нибудь профессию.
– Покажешь мне что-нибудь из своего?
– А ты мне из своего? – с лукавой улыбкой спросила Женя.
Аркадий нахмурился – ему показать практически нечего, даже для вида.
– Конечно. Только я смотрю, у тебя с собой.
– Да нет, это пустое. Я подобные вещи называю домашним заданием.
Щёлкнул магнитный замок, и Женя осторожно достала из портфеля лист белой бумаги, в центре которого серым пятном графитного карандаша почти во всю ширину была запечатлена улица, явно не московская и явно не современная. По перекрёстку бежали люди, над дорогой, запруженной автомобилями, нависали провода, в два из них упёрся рогами троллейбус, за деревьями, на которых был прорисован буквально каждый листок, стояли невысокие разнокалиберные дома, перспектива уходила вдаль и терялась в серой дымке. На мгновение молодому человеку показалось, что он слышит гул голосов и автомобильные сигналы.
– Потрясающе, – тихо произнёс он.
– Спасибо. Воспоминания детства, – она быстро спрятала рисунок обратно и встала. – Пора идти.
– Ах да, – Аркадий сверил время по телефону. – Пойдём. А ты уже много нарисовала?
– Нет, не очень, три картины и штук 20 рисунков, и карандашом, и мелками, и акварелью, всё перепробовала.
– А выставляться?
– Нет, этого не пробовала. Кто же возьмётся выставлять безвестную девочку? – грустно полуспросила она. – В прошлом году ходила на Красную Пресню, показывала свои работы одному галеристу, он сказал, что техника хорошая, но ничего более, сюжеты слишком бытовые. Да ты и сам видел.
– Какая глупость! Жаль, меня с тобой не было, я люблю таких дураков размазывать по стенке, – совсем бессознательно и беззлобно порисовался