Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Правда, представлять макулатуру на суд приёмной комиссии Аркадию оказалось не страшно, за образование он платил, учиться собирался на вечернем – какой с него спрос? Его приняли без проблем, оценив представленные работы как «оригинальные, но не вполне содержательные». Один из членов комиссии, немолодой мужчина, плотный и невысокий, с огромной лысиной, окаймлённой длинными сизыми волосами, сугубо эмпатично отметил: «Зачем вы так много принесли? Вам было бы достаточно и половины», – и попытался ещё выше закатить рукава разноцветного шерстяного свитера, в котором отчего-то мучался в жаркий августовский день. Аркадий вышел из аудитории вполне удовлетворённым, нигде не задерживаясь, сел в свою дорогую машину и уехал в неизвестном направлении, чем вызвал сугубый интерес у абитуриентов, а, главное, абитуриенток и их мам.
Училище находилось в старом кирпичном здании в конце небольшой тенистой аллеи в тихом, но не лучшем, настоящем московском районе, достаточно удалённом от широких улиц, чтобы не вносить в приобщение к искусству лишней суеты. Летом оно произвело на молодого человека исключительно благоприятное впечатление. Отныне у него оформился своеобразный треугольник – дом, работа, учёба – внутри которого располагалось всё, что ему нужно, а вне его – никому не был нужен он. Пусть повседневность не изобиловала бурными событиями, но казалась счастливой и отнюдь не замкнутой, ведь иметь автомобиль и собственное жильё в 27 лет, не переставая стремиться к чему-то более содержательному – дело незаурядное. Как не посмотри, жизнь Аркадия являлась жизнью честной, а то, что он был один – не беда, дело поправимое, рано или поздно появится девушка, которая сможет заинтересовать столь завидного жениха.
Когда молодой человек объявил на работе, что поступил в училище, то вызвал у коллег лёгкую и добродушную иронию, за ним надолго закрепилось прозвище «ПТУшник». Многие из них испытывали когнитивный диссонанс, и по его причине, чтобы сгладить неприятные впечатления, наперебой советовали не столько бросить учёбу, сколько обратиться в другое место, подать документы в вуз, брать частные уроки и прочее. Кое-кто соригинальничал и предложил свои услуги за вдвое меньшие деньги, что, конечно, являлось шуткой, поскольку новоявленный знаток живописи работал бухгалтером. Все посмеялись, а он, точнее, она, будто приняв идею всерьёз, ещё несколько дней от недостатка чувства юмора расписывала молодому человеку то, как будет натаскивать его по книгам, тренировать будто спортсмена, ведь «преподавателю не обязательно знать то, что он преподаёт». После этой фразы и взрыва смеха, она перестала приставать к Аркадию, искренне полагая, что учитель действительно может не уметь то, чему учит других.
Все их возражения парень отмёл в первый же день, спокойно отметив, что высшее образование у него уже есть, и вряд ли в России он получит лучше того, что получил во Франции, а ходить на индивидуальные занятия дорого, поскольку в практическом смысле он ничего собой не представляет, с ним надо возиться, и просто так никто не будет тратить время на начинающего художника. К тому же данный способ получения знаний казался Аркадию неким архаизмом, на который вполне можно было бы не обращать внимания, если бы у него имелось что предложить взамен за обучение, кроме денег. Однако их лучше потратить, чтобы брать уроки у нескольких преподавателей, а не одного.
Правда, после нескольких вечерних бдений в классах и пары дневных на выходных парень в полной мере ощутил, что получает именно и всего лишь среднее образование. Механическое воспроизведение бытовых предметов в различных конфигурациях наводило неподдельное уныние, а иногда и лёгкое раздражение. На занятиях по теории искусства он откровенно скучал, поскольку здесь и сейчас, просто из головы без конспектов мог рассказать об изучаемой теме гораздо больше, сочнее и понятнее того, что слушал. Аркадий посещал последние только для самодисциплины, поскольку экзамен по данному предмету шёл в зачёт по полученному диплому.
Однако это общие впечатления, частности оказались гораздо приветливей и занимательней. И преподаватели, и сокурсники обращались с ним сугубо доброжелательно, среди его одногруппников нашлись не только юные 17-летние дарования, но и два человека зрелого возраста: скучающая домохозяйка 32 лет по имени Вероника, женщина приятная, но, увы, простоватая и глуповатая, которая рано вышла замуж, родила троих детей, не получила образования и решила попробовать в жизни чего-нибудь этакого; и примечательная личность годом старше Аркадия по имени Володя, старший менеджер в заведении быстрого питания, который уже имел одно среднее образование в ресторанном сервисе, парень не глупый, но тоже простоватый. То, почему он дальше не пошёл учиться по специальности, а вывернул в другую сторону, объяснял лишь тем, что с девяти лет ходил в художественную школу, правда, без особых успехов. Короче говоря, имелось у парня нечто потаённое.
В целом учащихся и преподавателей можно было условно разделить на две большие группы: напряжённые непризнанные гении с завышенной самооценкой, коих оказалось меньшинство, и открытые, весёлые простаки, окрыляемые даже малым признанием такой ограниченной группы, как собственный курс. Аркадий относился ко второй – он с удовольствием слушал похвалы преподавателей, смотрел на дружескую зависть сокурсников, вращался в кругу людей, живущих совершенно иными ценностями нежели те, к коим стремились его родственники и коллеги. Разгадать поверхностность и фальшь непритязательности блаженных творцов, которая в идеале должна быть бескорыстна, а на деле оказывалась лишь безысходностью, молодому человеку не составило труда, однако он не обращал на них внимания, не раз напоминая себе о том, что ничего идеального не существует, и тем более не стоит искать его здесь. Вскоре учёба органично вписалась в жизнь парня и стала целительной отдушиной, кратковременным бегством в другой мир, в котором он не оценивался, но честно и без нацеленности на результат обучался не бог весть какому ремеслу в атмосфере, не пропитанной психологическими комплексами, поскольку её содержание составляли не деньги.
Особенности
Благодушному умонастроению Аркадия во многом поспособствовал Андрей Александрович, тот самый немолодой мужчина в свитере из приёмной комиссии. Его неизменная привычка надевать шерстяные вещи в тёплую погоду неумолимо наталкивали на мысль о том, что он чем-то болен, тем самым вызывая сожаление и жалость к его невысокой, плотной, суетливой фигуре честного ремесленника,