Мощь, которую он приобрел в ксаре, ужасала – она превосходила даже власть самого Алагай Ка при мозговом дворе, чьи трутни, почти безмозглые, не могли объединить свою магию по примеру людей.

С Трона черепов, стоявшего в центре ксара, Наследник мог разрушить улей, если бы дотянулся.

Даже здесь существовали ограничения.

Несмотря на защитное поле Наследника, для Алагай Ка был мучением каждый миг на великой метке.

Что хуже, опьяненный властью Наследник мог в любую секунду решить, будто обойдется без консорта, и уничтожить его на месте. А то еще познать свою силу и предпринять попытку сцепиться с сознанием демона. Где угодно еще Алагай Ка был бы рад такому порыву, не сомневаясь в том, что человеку с ним не тягаться. Однако здесь он окажется беззащитен. Наследник вскроет его воспоминания, как коготь вспарывает плоть.

Но и это не будет важно, если он умрет в проклятой клетке. Тут не было ни пищи, ни питья, ни воздуха. Алагай Ка Втянул от тающих резервов своей мощи, чтобы удовлетворить эти нужды, но их запас почти истощился. Нацеленные в него под всеми углами костяные копья были сущим проклятием и выпивали силу, как комары – кровь.

А потому Алагай Ка, который железной десницей правил мозговым двором дольше, чем любой другой консорт на памяти улья, познал страх. Острый ужас, предназначавшийся в удел тварям низшим.

Уж лучше было сорваться раньше и положиться на псов войны, чем мучиться так, медленно отравляясь идеализмом несовершенных существ.

Послышался какой-то звук. Алагай Ка замер, напрягшись всеми мышцами, чтобы не задеть костяных пик, грозивших проколоть кожу.

Стены тюрьмы разошлись, и на миг его затопило облегчение, но оно тут же опять сменилось болью, когда демона бесцеремонно сбросили наземь и свет опалил глаза.

Он никак не брал в толк, почему примитивные существа довольствуются урезанным световым спектром и лишают себя информации, которую могли бы получать, если бы ослепили себя и залили уши воском.

Алагай Ка заперхал, жадно глотая воздух в стремлении избежать дальнейшего упадка сил. Его кожа побледнела, мускулы превратились в студень. Он попробовал подняться, чтобы с достоинством предстать перед тюремщиками, но это оказалось непосильной задачей.

– Подбери его, – приказал Наследник, и Шанджат подхватил Алагай Ка, словно малька; он поместил его в петлю, которую соорудил из своего платья, и забросил за голую спину.

Соприкоснувшись с кожей трутня, Алагай Ка попробовал проскользнуть в человеческое сознание.

На миг короткий и жуткий он потерпел фиаско. Алагай Ка решил, что он уже не сможет вернуться, что впереди – пустота.

Затем прикинул, кто из оставшихся мозговиков переживет других, и осознал, что ему все равно. Если не он, то какая разница?

Страх придал ему сил для новой попытки, и на этот раз он наладил связь, нацепив на себя тело трутня, как ризу. Люди сунулись в сознание куклы, но ущерб нанесли мизерный и легко устранимый.

Эта выходка о многом сказала Алагай Ка. Они попытались обойтись без его помощи и потерпели неудачу. Они по-прежнему нуждались в нем – по крайней мере, до выхода из пещеры.

После этого они окажутся в окрестностях улья, и правила изменятся.

– С оскорблениями покончено? – осведомился Наследник. – И больше не будет никакой подрывной полуправды?

– Может, он наконец усвоил, где его место, – сказала Охотница.

Алагай Ка сверкнул на нее глазами. Когда придет срок, она умрет первой.

Трутень Шанджат улыбнулся за покрывалом и потупился.

«Нет, первым умрет ее малек, – поправил себя демон. – Это придаст сознанию пикантный вкус».

Из головы у Ренны не шел взгляд, которым наградил ее Шанджат. Незамутненная ненависть. И взор, метнувшийся к животу… Ей стоило неимоверного усилия не прикончить гада на месте.

Но он им нужен, как ни горько признать. Пожранный мозг демона не просветил Ренну насчет их странствия, и даже Джардир, очутившийся в средоточии власти, не нашел лучшего пути к улью.

Едва они вышли из Шарик Хора, завывания возобновились. Чудилось, что псы близко. Чересчур близко. До стен, не подпускавших гвилджи, было еще далеко, однако звук разлетался по улицам ксара, и волоски на шее Ренны вставали дыбом.

– Теперь поспешим. – Джардир удерживал в себе колоссальную силу, ведя отряд к городским воротам.

– Что ты задумал? – спросила Ренна.

– Тебе и Пар’чину хватило воли устоять перед… соблазном власти, пока вы питались мясом демонов, – ответил Джардир, устремив взор вперед. – У псов войны ее не было, и мой народ поплатился за это. Когда мы откроем ворота, я очищу Ала от гвилджи, и пусть их судит Эверам.

Ренна подумала о волкодаве Эвина Лесоруба, Тени, который ел мясо демонов и вымахал с медведя. Пес был ужасен в бою, но по-прежнему лизал лицо хозяина и охранял семейство Эвина с верностью, делавшей честь всему собачьему племени.

Она вспомнила меченых детей, которые без присмотра одичали и стали опасны. О том, как в припадках подпитанного магией бешенства сама нападала на Арлена – любовь своей жизни.

– Может быть, они не совсем пропащие? – сказала она. – Вдруг еще можно до них достучаться? Напомнить, кто их враг?

Джардир покачал головой:

– Это могло получиться с первыми гвилджи, но мы имеем дело с потомством многих поколений, которое родилось во тьме и никогда не знало света солнца. Наша миссия слишком важна, чтобы на него отвлекаться.

Вой прозвучал снова, – казалось, он исходил отовсюду, и Ренна, приложив к животу ладонь, не стала спорить дальше. Есть время миловать и время защищаться.

Сзади донесся цокот – словно когтей по камню. Услышали его все, но ничего не увидели, оглянувшись. Через секунду звук повторился сбоку. Впереди. Наверху. Ренна напрягла меточное видение, но тщетно.

– Они повсюду, – сказал Арлен. – Травят нас. Загоняют, будто стадо.

– Но как? – недоуменно спросил Джардир. – Стены не пропускают их в город.

Гвил прыгнул с низкой крыши, доказывая его неправоту. По воздуху чиркнули когти. Тварь показалась нематериальной, даже очутившись перед глазами. Она не рычала, и крыша не скрипнула и не дрогнула от прыжка. Существо действовало бесшумно, как тень.

Даже застигнутый врасплох, Джардир вовремя преградил ему путь копьем, однако гвил пролетел сквозь древко и метки.

Но когти у этого порождения дыма оказались вполне прочны. Прорвавшись сквозь защитный барьер, пес войны распорол одежду Джардира и глубоко ранил тело. Тот пошатнулся, на древнюю булыжную мостовую хлынула кровь.

– Нас окружили, – буднично бросил Шанджат, словно высказался о погоде.

До Ренны отовсюду доносилось клацанье твердых, как обсидиан, когтей. Гвилджи не удавалось увидеть в лоб, но