Благодаря оказанному им давлению на английское духовенство, на баронов, наконец, на Филиппа Августа, который не поддержал своего сына, Гонорий III довершил дезорганизацию лиги, образованию которой содействовало тираническое упрямство Иоанна Безземельного и Иннокентия III, вызвавшее ее также на крайности. Мир в Ламбете (11 сентября 1216 г.) был скреплен печатью легата. Генрих III мог впоследствии сказать в одном разговоре, переданном нам епископом Робертом Гросстетом: «В то время, когда мы были сиротами и несовершеннолетними, когда наши подданные нe только отвратились от нас, но даже обратились против нас, в это время именно наша мать, римская церковь, передала это королевство в нашу власть, помазала нас на царство, короновала, посадила на престол».

Борьба за Великую хартию кончилась. Что бы ни думать об этом знаменитом акте — мы увидим, какие оговорки вызывает ее толкование, долгое время бывшее общепринятым, — во всяком случае он ослабил монархическое самовластие, созданное Генрихом II и его сыновьями, и дал точку опоры для оппозиции. Но конфликты продолжались в течение всего царствования Генриха III. В период его несовершеннолетия происходили продолжительные смуты. Гражданская война создала привычки к своеволию и разбою. Все были раздражены, и не проявлялось никакой солидарности в помощь королевским советникам; понадобилось много времени, чтобы восстановить порядок. Превышение доходов над расходами, долго помогавшее Иоанну поддерживать свое могущество, уступило место дефициту. И притом, как станет править Генрих III, когда достигнет совершеннолетия? Он мог, несмотря ни на что, рассчитывать на лояльность своих подданных. Ему достаточно было только хорошо выбирать своих друзей и слуг, чтобы царствовать спокойно и, пользуясь миром, удовлетворять своим вкусам утонченного любителя, более способного судить о произведениях искусств, чем предводительствовать войском. Но он не сумел заставить себя любить ни английскую церковь, которая никогда не имела в нем надежного защитника, ни своих воинов, которых он водил только к жалким поражениям. Очень набожный и полный воспоминаний о своих молодых годах, он всю свою жизнь оставался под опекой Святого престола. Его больше всего упрекали в том, что он доверял только самым близким из окружающих его людей и своим любимцам. Три имеющих большое значение ряда фактов объясняют революцию, которой закончилось его царствование: злоупотребления, совершенные его иностранными советниками, попытки Святого престола поработать и эксплуатировать при его содействии английскую церковь и, наконец, повторявшиеся неудачи его внешней политики.

Двор Генриха III несколько раз наводнялся иностранцами с очень большими аппетитами. В начале его самостоятельного царствования бароны довольно скоро отделались от прежнего фаворита Иоанна Безземельного, епископа Петра де Роша и его племянника Петра де Риво, большого любителя наживы и в то же время несговорчивого администратора, враждебно смотревшего на других таких же любителей наживы. Но в 1236 г. молодой король женился на свояченице Людовика Святого Алиеноре Прованской, расточительной и властной, которая привела с собой целую свиту провансальцев и савойцев, вскоре приобретших большое влияние, иногда вполне заслуженное своими интеллектуальными достоинствами. Гораздо хуже были Лузиньяны, четыре единоутробных брата короля, явившиеся из Пуату после разорения их отца Гуго де Лузиньяна, и матери, Изабеллы Ангулемской[118]. Эти главным образом набросились на общественные должности, на земли и феодальные сборы, находившиеся в распоряжении короля, на церковные бенефиции и пристраивали своих родственников и клиентов.

Начиная с 1240 г. «Дворец» (Hôtel), новый административный центр, во времена кризисов становившийся настоящим министерством, был всецело во власти иностранцев; гардеробный отдел «Дворца» был переполнен заморскими клерками.

Не менее ненавистны были также папские легаты и нунции. Святой престол привык во время несовершеннолетия Генриха III управлять Англией, что он сначала делал с благодетельной умеренностью и проницательностью. Но от этого до эксплуатации страны, когда являлась нужда в деньгах и в бенефициях для раздачи, был всего один шаг, который и был сделан, как только возобновилась борьба между папами и Гогенштауфенами.

Иностранные фавориты и Святой престол навязывали Генриху III внешнюю политику, которая была и бесплодна, и разорительна. Выходцы из Пуату побуждали его вернуть утраченные французские лены и возобновить запоздалую империалистическую политику. Дело шло в особенности о возврате Пуату, который Людовик VIII завоевал (в 1224 г.), воспользовавшись анархией, царившей тогда в Англии. Походы 1230 и 1242 гг. были, как мы это видели, несчастливы. Генриху III не удалось даже восстановить порядок в Гаскони. Но самой большой его ошибкой было то, что он уступил желанию папы и согласился в 1254 г. принять для своего сына Эдмунда корону Сицилии. Он имел даже безумие поручиться по этому поводу за папские долги, доходившие до 135 000 марок. Его брат, Ричард Корнуольский, окончательно скомпрометировал его, приняв императорскую корону (17 мая 1257 г.).

Естественным последствием такой дурной политики явились финансовые затруднения, тем более серьезные, что из английского духовенства все соки выжимал папа; требования монархии и Святого престола, предъявлявшиеся то отдельно, то вместе, показались скоро невыносимыми. Генриху III все более и более приходилось прибегать ко всяким ухищрениям. Экономические перемены в соединении с ограничениями, наложенными на королевский произвол Великой хартией, которые отчасти соблюдались, уменьшили доходы от домена и случайные поступления. Это уменьшение должно бы было быть уравновешенным системой ежегодных налогов, так же как огромное развитие, которое получили нужды римской курии, должны были привести папскую власть к тому, чтобы установить правильные сборы со всех церковных бенефициев во воем католическом мире. Но тогда все еще держались старых формул добровольной денежной «помощи» в случаях крайней нужды, и такие платежи, будучи необычными, всегда казались обременительными.

Долгое время духовенство уступало. Оно вело переговоры с агентами Генриха Ш относительно «даров», а папа посылал нунциев выкачивать деньги и требовать бенефициев. Иннокентий IV вывел духовенство из терпения. Он требовал огромных субсидий для целей чисто политических; а ведь ни в Англии, ни во Франции вовсе не разделяли его ненависти к Гогенштауфенам. Начиная с 1244 г. оппозиция английской церкви Святому престолу начала принимать резкие формы: в следующем году одному папскому нунцию пришлось тайно отплыть из Англии обратно из страха за свою жизнь.

Что касается баронов, то они, даже до достижения Генрихом III совершеннолетия, фактически добились того, что на всякий налог испрашивалось предварительное согласие, не требуя, впрочем, помещения статей, касающихся этого согласия, в новых изданиях Великой хартии (1216, 1217, 1225 гг.). Мысль о совете, состоящем из баронов и прелатов, явилась рано (в 1237 г.). Знать в особенности хотела контролировать назначение высших должностных лиц, которых король претендовал выбирать и увольнять по своей воле. Начиная с 1242 г., ввиду невозможности прийти к соглашению, бароны стали давать согласие лишь на денежную помощь (aide), предусмотренную кутюмом, и отказываться от всякой добровольной субсидии. По их мнению, Генрих III должен был или довольствоваться своими собственными доходами, или допустить их контроль; мысль о постоянном совете мало-помалу выкристаллизовывалась