Наиболее характерной частью Великой хартии являются те ее статьи, которые касаются королевского суда. Не только король должен обещать вернуть суммы, которые он вымогал под видом штрафов, а также произвольно захваченное имущество, но были, кроме того, приняты гарантии того, что будут соблюдаться обычаи, и часто обычаи, относящиеся ко времени, предшествовавшему юридическим реформам Генриха II. При этом во избежание произвола и насилий обращаются к очень древнему принципу суда пэров:

«Ни один свободный человек не будет арестован, или заключен в тюрьму, или лишен владения, или объявлен вне закона, или изгнан, или каким бы то ни было способом обездолен, и мы не пойдем на него и не пошлем на него иначе как по законному приговору его пэров и по закону страны».

Из следующих дальше статей видно, что выражение judicium раrіит употреблено в самом широком смысле и что, например, обида, причиненная уэльсцам или шотландцам, — так как эта Хартия в видах восстановления мира занимается также ими, — должна быть заглажена согласно приговору валлийцев и шотландцев. Так же распространительно понимается и «закон страны»: вопросы, касающиеся держаний уэльсцев, будут судимы по законам их страны.

Возврат к обычному праву выражается также и в предосторожностях, принимаемых для недопущения фантастических и разорительных штрафов и беззаконных конфискаций. Если специально оговаривается удержание каких-нибудь юридических нововведений, то это потому, что в них заключаются гарантии, которые пришлись по душе англичанам. Таково судопроизводство ассиз, устраиваемых в курии графства двумя королевскими судьями, при которых состоят четыре избранных рыцаря, для того чтобы защищать подданных от насилий сеньоров или соседей. Значение судебных поединков, которые когда-то принесли с собой в Англию нормандцы, уменьшилось благодаря развитию нового права, и они были явно непопулярны. Но к судопроизводству на основании writs и brefs, положившему начало праву, которое зиждется на разуме, Великая хартия относится не всегда благосклонно: бароны требуют, чтобы тяжбы между их держателями, касающиеся собственности, оставались в их ведении[116].

Что касается судебного управления, то авторы хартии проявляют недоверие к местным чиновникам, шерифам и другим, и, наоборот, доверие по отношению к юристам из Curia Regis; объезды разъездных судей встречали, по-видимому, хороший прием; крупные дела, дела короны, будут иметь право разбирать в графстве только они. В то же время требовали, чтобы центральная курия не следовала за королем во время его переездов, когда дело идет о гражданских делах, о тяжбах обыкновенных; некоторые тяжущиеся разорялись, следуя за кочующим королем и его курией. Таков именно смысл статьи 17: «Общие тяжбы не должны следовать за нашей курией, но должны разбираться в каком-нибудь определенном месте».

Среди статей хартии политического и финансового характера нет более знаменитых, чем те, которые устанавливают созыв magna concilia и «согласие на налог». Пока мы ограничимся тем, что приведем соответствующие тексты:

Статья 12. «Никакой щитовой налог (Scutagium) или денежная помощь (аихіlіuт) не могут быть устанавливаемы в нашем королевстве иначе как по общему совету нашего королевства, если это не для выкупа нашего из плена и не для возведения в рыцари нашего первородного сына и не для выдачи замуж один раз первородной дочери нашей, и для этого денежная помощь (auxilium) должна быть умеренной; подобным же образом должно поступать и относительно денежной помощи города Лондона».

Статья 14. «И чтобы иметь общий совет королевства при установлении денежной помощи, кроме вышеуказанных трех случаев, или при установлении щитового налога, мы повелим призывать архиепископов, епископов, аббатов, графов, старших баронов (majores barones) нашими письмами за нашей печатью и кроме того повелим призывать коллективно (in generali) через наших шерифов и бальифов всех тех, которые держат от нас непосредственно (in capite), на определенный день за сорок дней по крайней мере, в определенное место; и во всех этих призывных письмах мы объясним причину призыва, и раз такой призыв сделан, в назначенный день будет преступлено к делу по совету тех, кто будет присутствовать, хотя бы и не все призванные явились».

Наконец, король обещает прощение всех проступков, которые могли быть совершены его подданными «со времени распри». Он видит себя лишенным всякой возможности навязать свой произвол, так как он должен будет вернуть заложников и закладные грамоты, которые он заставил дать, и немедленно изгнать из королевства своих наемников. Кроме того он соглашается на постоянный контроль со стороны своих баронов. Они выберут, — что представляло собой небывалую еще новость, — из своей среды двадцать пять человек, которым поручается наблюдение за миром и за тем, чтобы соблюдались дарованные вольности. Если они будут в чем-нибудь нарушены королем или одним из его чиновников и в течение сорока дней не будет дано соответствующее удовлетворение, то XXV «вместе с общиной всей земли (cum соттипа totius terrae) будут понуждать и теснить нас всеми способами, какими только могут, т. е. захватом (наших) замков, земель, владений и всеми другими способами, какими могут, пока (это нарушение) не будет исправлено согласно их решению; неприкосновенной остается (при этом) наша личность и личность королевы нашей и детей наших». Все жители страны должны по этому поводу поклясться XXV. Если между XXV не будет единодушия, то они будут принимать свое решение большинством голосов.

По-видимому, ни та, ни другая сторона не делали себе иллюзий относительно надежд на соблюдение этого «мира». Бароны продолжали оставаться с оружием в руках в окрестностях Лондона. XXV проявили суровость и несговорчивость. Стефан Лангтон, сторонник примирительной политики, потерял всякое влияние и впал в немилость. Иоанн то падал духом, то принимался тайно готовиться к мести. Он поклялся ни у кого не просить чего бы то ни было с целью отказа от сделанных им «уступок». И почти сейчас же он отправил послов в Рим, и Иннокентий III своей буллой от 24 августа отменил Великую хартию, как «соглашение подлое, постыдное, беззаконное и несправедливое»; она оскорбляла Святой престол, так как папа в качестве сеньора (ratione dominii) должен бы был явиться судьей в этой распре; она нарушает права короля и несовместима с его честью; она покрывает позором английский народ, она создает большую опасность для «всего дела Христа». Через несколько недель должен был открыться Латеранский собор. Неразумную резкость Иннокентия III можно объяснить лихорадкой теократической экзальтации. Он умер в следующем году (16 июля 1216 г.), не успев помешать Людовику Французскому отозваться на призыв восставших английских баронов[117]. Его преемник, старый Гонорий III, был миролюбив и благоразумен. После смерти Иоанна Безземельного именно он, при содействии другого старца, Вильгельма Маршала, спас династию Плантагенетов. 12 ноября 1216 г. Великая хартия была подтверждена, в большинстве своих статей, новым королем Англии, малолетним Генрихом III, «по совету Талона, кардинала-священника, числившегося по церкви Св. Мартина, легата апостольского престола», который за неимением королевской печати приложил свою рядом с печатью Вильгельма Маршала.