в вас!

— А еще говорят, что в меня влюблена вся страна… Вы слышали об этом?

— Да, верно, это так. Кстати, знаете, как вас называют в народе? Ангелом.

— Вот как? Приятно… Я и не знала…

После триумфального эфира, после летучки с руководством, после приставучих журналюг, после всех переживаний и треволнений прошедшего дня Настя, придя домой, подрубленно валится в кресло.

Увидев одетую Лену, уже готовую к отъезду, произносит еле слышно:

— Раздевайся, мы никуда не едем.

А потом, отвечая на недоуменный взгляд няни, поясняет:

— У Игоря Ильича проблемы со здоровьем, он сейчас в больнице.

Ей хотелось добавить: «Алина больше никогда, никогда не поедет к нему!» Но ей лень шевелить губами. Она устала.

Она так устала, что места в ее душе почти не осталось — даже для торжества. Ничего не осталось, кроме тотальной усталости.

Как хорошо, что все неприятности закончились, все треволнения улеглись, и теперь для нее, наконец-то, настанет тихая, спокойная, безмятежная жизнь.

Работа и дочка — и больше ей ничего не нужно. И никого!

Раздается звонок, это мама.

— Слушай, мне звонил Шумский, он такое наплел… Неужели это правда?

— Да, мама.

— Что же произошло, я не совсем понимаю…

— Мама, потом, ладно? Я сейчас не в состоянии. Я так устала. И вообще, я ничего не знаю и не хочу знать. Знаю только, что Игорь Ильич в больнице, его жизни, кажется, ничто не угрожает.

К сожалению!

— Ты видела его? Как он?

— Откуда мне знать… Но думаю, с ним сейчас его первая жена.

Мама потрясенно молчала.

— А этот… — наконец спросила она. — Этот человек, который напал на Игоря Ильича? Ты его знаешь?

— Он в тюрьме, кажется… Ну или куда там их отвозят… В КПЗ? Мама, я не могу сейчас говорить…

— Ладно, ладно, милая… Тогда выпей чайку и немедленно ложись спать! Где Алина?

— Здесь, со мной.

— Еще с тобой есть кто-нибудь?

— Лена, как обычно.

— Скажи ей, чтобы заварила тебе чаю и положила грелку в постель!

— Ладно, мама.

— И еще, Настя… Знаешь, Захарушка так напуган… Он боится… Все-таки он много сделал для тебя, и ты могла бы ему помочь…

— Я подумаю… Ладно, я поговорю насчет его со своим шефом.

— Спокойной ночи, солнышко!

— Спокойной ночи, мама…

Глубокая ночь, а ей не спится.

Она подходит к окну. За стеклом переливается огнями огромный город, похожий на торжественный пирог с зажженными розовыми свечками. Ей подвластный город. Ею покоренный город.

Она парит над ним неслышно, как ангел, но внутри ее почему-то нет никакой радости. Ни капельки, ни грана! Только тоска и опустошенность. И еще — абсолютное всеобъемлющее одиночество.

Настя проскальзывает мимо спящего охранника. Выходит на улицу. Ей всегда хорошо думается во время ходьбы, а сейчас ей нужно крепко поразмыслить.

Она идет по пустым улицам, никого и ничего не боясь. Ведь это ее город, она — его ангел, одинокий ангел в эфире.

Сейчас она достигла своей очередной вершины, но что ждет ее завтра?

Она достигла всего, к чему стремилась. Ее враги повержены, как и ее друзья. Все недоступные вершины завоеваны, все пики покорены.

Ей больше нечего желать, не к чему стремиться. Она — лучшая, единственная, самая достойная, как было всегда, как будет впредь.

Наверное, поэтому ей так пусто и грустно… И одиноко…

Кстати, прекрасная подводка к давно зависшему в архиве сюжету… Что-то о женщине, которая добилась карьерного успеха, но при этом утратила личное счастье. Надо бы использовать его в завтрашней съемке…

Настя входит в ночной магазин.

— Мне нужны ручка и листок бумаги!

Ее снабжают всем необходимым, несмотря на то что канцтовары вовсе не входят в ассортимент ночной лавчонки.

— Ах, это вы! — восклицает пухлогрудая продавщица, молитвенно сложив руки. — Мы вас смотрим каждый вечер! Мы вас так любим! Вы — наш Ангел!

— Любим! — подтверждает пьяный парень, распихивающий по карманам бутылки пива. — Капец! Жалко, что я пьян вдрабадан — мне никто не поверит, что я ее действительно видел!

— Можно мне ваш автограф? — просит ночной сторож, протягивая паспорт, — и она размашисто выводит на нем свое новое имя: «Ангел».

Выйдя из магазина, она торопливо пишет на клочке бумаги, безжалостно разрывая пером белую плоть листа. Она пишет то, что так остро чувствует сейчас:

«Достигнув вершины, мы вдруг обнаруживаем, что перед нами — пустота. Нам больше некуда идти, не к чему стремиться, незачем жить. Мы понимаем, что жертвовали собой во имя ложных целей, ради ложного успеха. Что потерь у нас больше, чем обретений. Что этот успех нам, в сущности, уже не нужен.

Но мы опять поднимаемся и идем, тревожным взглядом выискивая вдали новую вершину, новую цель. И, разглядев ее, мы спешим к ней…»

Она тоже пойдет к ней. Главное — увидеть ее, разглядеть внутри той чернильной тоски, что сейчас обволакивает душным коконом ее всю, с ног до головы.

Она обязательно увидит ее. А потом…

E-mail автора: [email protected]