Это она хочет отнять у меня Алину… Я думаю, он специально развелся с ней, чтобы отнять у меня дочку… Эта старая кошелка, наверное, мечтает о потомстве, о внуках… Это невыносимо, мама! Что мне делать?

— Приезжай к нам! — экзальтированно заявляет Наталья Ильинична в трубку. — Папа выходит на пенсию, он сможет сидеть с Алиной.

— Папа выходит на пенсию? — изумляется Настя. За перипетиями личных событий она совершенно запамятовала о проблемах родителей. — С чего бы это? А как же его назначение в министерство?

— Никакого назначения не будет. Сергей Николаевич постарался, — всхлипывает мама.

— Бараненок?!

— Да. Директором поставили его отца, дядю Колю. Уже, кажется, вышел правительственный приказ… Папа сдает дела.

Настя обескураженно молчит. Потом осторожно спрашивает:

— А ты как?

Мама вздыхает:

— Держусь на честном слове. До лета остаюсь директором, а потом… Не знаю! Кончилось наше время, Настенька… Да, кончилось…

— Ну сделай же что-нибудь, сделай! Ты же можешь! Ты же мужчина!

Валера удивленно мычит:

— Слушай, Настеныш, чего ты от меня хочешь?

Но он сам должен догадаться, чего именно…

Она прижимается к нему, лукаво заглядывая в глаза.

— Ты ни о чем не догадываешься?

— Слушай… — Валера отдирает со своей шеи ее цепкие руки. Морщится от физического неприятия. — Я не могу… Честное слово, прости… Не могу!

— Как не можешь? — Настя удивлена.

— Да, не могу…

— Неужели я тебе не нравлюсь?

— Нравишься, но… не как женщина. По-другому.

Он испуганно бледнеет под ее изучающим взором.

— Неужели ты совсем не хочешь меня?

— Настеныш, прости, но я не по этому делу, честно говоря…

— Как это? — Она откровенно не понимает. — Ну сделай же что-нибудь! Я тебя прошу! Помоги!

— Нет, я ничего не могу, — признается он. — Я пытался да, но… К девушкам меня не тянет.

— Но ведь ты всегда…

— Я притворялся, Настеныш… Маскировался… Ты ведь никому не скажешь, правда? — бледно лепечет Валера. — Я не хочу, чтобы кто-нибудь из наших узнал…

А ведь она так рисковала, придя к нему… Она себя пополам согнула, чтобы соблазнить его, а этот тип, который несколько лет морочил ей голову своими фальшивыми ухаживаниями, оказалось, не переваривает жен-шин!

Осечка. Черт! Черт! Черт!

— Ну сделай же что-нибудь, прошу тебя! Ты же мужчина! — Она повторяет эти слова как заклинание.

В новом кабинете Антона, выделенном ему для работы, нечего опасаться слежки. Опять они с Протасовым работают в одной программе, — опять они следуют друг за другом, как нитка с иголкой. После своего воцарения на новом месте Настя объявила сотрудничество с Протасовым непременным условием своей успешной работы, и руководство канала, конечно, согласилось с ней. Попробовали бы они не согласиться!

Однако вместо того, чтобы заниматься подготовкой авторской передачи «Мысли и чувства», они обсуждают личные проблемы Насти, ее бесконечные нерешаемые проблемы. Антона они волнуют куда больше, чем его собственные трудности, куда сильнее.

— Может быть, нам все же оформить наши отношения? Тогда Цыбалин поймет, что для него все потеряно, и перестанет преследовать тебя…

— Брак ничего не изменит… Этот тип мне уже не раз заявлял: зачем тебе, мол, этот ребенок, ты еще выйдешь замуж, нарожаешь себе чертову дюжину детей, а этот ребенок тебе не нужен, он мой… Еще он говорил, что я лишь служила инкубатором для его вынашивания…

— Неужели он говорил о тебе такое?

— Да! — обиженно выкрикивает Настя. — И не только говорил… Он еще и бил меня! Вот сюда и сюда… И здесь были синяки… Мне было больно…

— Неужели он поднял руку на женщину? — потрясенно шепчет Антон.

— Но ведь я для него не женщина, а инкубатор… И он ни перед чем не остановится, чтобы поквитаться со мной… Возможно, он вздумает убить меня… Даже наверняка! Моя смерть решила бы все его проблемы…

Точно так же его смерть решила бы все ее проблемы.

И она вновь повторяет навязчивым рефреном:

— Ну сделай что-нибудь, Антон, помоги мне!

И он решается пообещать ей:

— Я сделаю что-нибудь, ангел мой! Обязательно!

Настя любовно склоняется над кроваткой — Алина спит, вольготно разметавшись во сне.

Ничего, деточка, спи… Мама защитит тебя, мама тебя никому не отдаст, даже Ему — особенно Ему. Ничего не бойся, скоро все будет хорошо — ведь Его скоро не будет. Мама позаботится об этом. Все равно, как и каким способом, известен лишь конечный результат — Его скорое обязательное исчезновение…

Девочка хнычет во сне, потревоженная светом, лепечет пухлыми губками: «Па-а-а!» Тянет руки во тьму. Наверное, хочет, чтобы ее покачали перед сном — Игорь Ильич любит баловать дочь, убаюкивая ее ласковой песенкой. Скоро она скажет о нем в прошедшем роде — любил…

Потому что скоро он умрет. Она еще не знает как и когда. Может быть, он упадет, обливаясь кровью, на кафельный пол. Корчась от резкой кинжальной боли…

Может быть, простреленный навылет, ужом совьется у ее ног, чтобы уже никогда не распрямиться. И даже для похорон его не смогут разогнуть, чтобы он лежал в гробу прямо и благостно, как принято покоиться в домовине.

Может быть, в последний раз в жизни, увидев упершийся в зрачки свет бестрепетно неоновых фар, он коротко вскрикнет — прощаясь с ней. То есть с жизнью.

Настя возвышается над кроваткой, сложив руки на груди. Белки ее глаз воинственно сверкают в темноте. Уже скоро, очень скоро…

Алина, немного похныкав, затихает.

Скоро, уже совсем скоро… Скорей бы!

— Во многом умение прощать тождественно умению любить, — произносит она, глядя в расположенный напротив нее суфлер, — а тот, кто не умеет прощать, не умеет любить… Героиня нашего следующего сюжета не умела прощать, и это в конечном итоге разрушило ее жизнь…

— Отлично! — произносит Антон, наискось пробегая текст. Оторвав усталый взгляд от бумаги, любовно вглядывается в дорогое лицо. — Только… Послушай, Настя, у тебя синяки под глазами. Где гримерша? Приведите в порядок ведущую… Кто ставил свет?

— Свет здесь ни при чем, просто я всю ночь не спала, — вздыхает Настя, смыкая веки под ласковой кисточкой гримера.

А потом из заресничной темноты пристально вглядывается в Антона, ни слова не говоря, ни полслова. И даже не говоря ему: «Сделай что-нибудь, ты ведь мужчина!»

Он и так прочтет эту фразу в ее умоляющем взгляде.

Глава 5

Земцев обескураженно разводит руками:

— Но что я могу сделать, Настя? Это же ваши личные отношения…

— Послушай, но ведь у его канала куча проколов!

— Каких?