Я кладу голову ей на плечо, чувствуя страшную усталость… от всего.

Спустя минуту Ханна укладывает мою голову к себе на колени и гладит.

– Мне противно, что ты видела меня сегодня таким, – говорю я, устраиваясь поудобнее. – Ты говорила, что я не способен причинить тебе боль, но сегодня ты сама увидела, что я сделал. – Меня охватывает отвращение к самому себе. – Я не собирался мстить за тебя, но он так нагло себя вел, а потом обозвал тебя… он обозвал тебя плохим словом, и я сорвался.

– Ты потерял самообладание, – соглашается она. – Но это не меняет моих чувств к тебе, не заставляет меня думать о тебе по-другому. Я сказала, что ты никогда не причинишь мне боль, и верю в это. – Ее голос дрожит. – Господи, Гаррет, если бы ты знал, как сильно мне хотелось выцарапать ему глаза!

– Но ты не выцарапала.

– Потому что я была в шоке. Наша с ним встреча стала для меня полной неожиданностью. – Ханна нежно гладит меня по голове. – Я не хочу, чтобы ты ненавидел себя за это.

– А я не хочу, чтобы ты ненавидела меня за это.

Она наклоняется и прижимается губами к моей макушке.

– Я никогда не смогу ненавидеть тебя.

Мы замолкаем. Моя голова лежит у нее на коленях, и она перебирает мои волосы. Проходит немало времени, прежде чем она уговаривает меня лечь в постель, и я не раздеваясь забираюсь под одеяло. Ханна тоже устраивается рядом, и мы лежим, тесно прижавшись друг к другу, только на этот раз Ханна обнимает меня.

И я засыпаю под ее мерное поглаживание.

Ханна

На следующее утро я не бужу спящего Гаррета и собираюсь на работу. Хотя вчерашние события и потрясли меня, я не жалею ни о чем из того, что сказала ему. Я действительно не виню его за потерю самообладания. Если честно, я в какой-то мере даже рада, что Роб получил по морде. Он это заслужил. Он солгал под присягой, допустил, чтобы дело против Аарона было закрыто. Что может представлять собой человек, совершивший такую жестокость?

Однако я знаю, что Гаррет очень расстроен, и знаю, что мне придется потрудиться, чтобы он перестал видеть в себе чудовище.

Правда, сейчас мне надо спешить на работу, так что операция «Ободрение» подождет.

Одевшись, я сажусь на край кровати и глажу Гаррета по щеке.

– Мне пора на работу, – шепчу я.

– Мнвзти… тбя?..

Я догадываюсь, что он предлагает подвезти меня, и улыбаюсь.

– Я на сегодня взяла машину у Трейси. Если хочешь, спи дальше. Я вернусь около пяти.

– Угу. – Через секунду он уже снова спит.

На кухне я делаю себе чашку растворимого кофе, от которого мои мозги утрачивают вялость и начинают работать. Я смотрю на комнату Элли и вижу, что ее дверь распахнута. Аккуратно застланная кровать вызывает у меня тревогу, но я смотрю на дисплей телефона, и тревога исчезает. Я нахожу вчерашнее сообщение, в котором Элли предупреждает, что переночует у Шона в доме братства.

В кафе с самого начала моей смены творится полный хаос. Толпа желающих позавтракать редеет только часа через два. Но времени передохнуть все равно нет, потому что Делла просит меня перед новым, обеденным, наплывом посетителей навести порядок под стойкой. Следующий час я, стоя на коленях, перекладываю с одной полки на другую стопки салфеток и пакетики с сахаром и заменяю кофейные чашки на стаканы для напитков.

Когда я поднимаюсь на ноги, то с удивлением обнаруживаю мужчину, сидящего на табурете прямо напротив меня.

Это отец Гаррета.

– Мистер Грэхем, – удивленно пищу я. – Здравствуйте.

– Здравствуйте, Ханна. – Его голос холоден, как декабрьская погода на улице. – Нам нужно поговорить.

Нам?

Черт. И откуда у меня это чувство, будто я точно знаю, о чем он хочет говорить?

– Я на работе, – в замешательстве говорю я.

– Я подожду.

Еще раз черт. Сейчас только десять, а смена до пяти. Неужели он собирается ждать целых семь часов? Только я не смогу нормально работать, если он будет торчать здесь и смотреть на меня все это время.

– Я сейчас узнаю, могу ли я сделать перерыв, – поспешно говорю я.

Он кивает.

– Много времени это не займет, уверяю вас, мне нужно всего несколько минут.

Не знаю, что это, обещание или угроза.

Сглотнув, я захожу в кабинет к Делле, рассказываю ей, что у отца моего молодого человека какое-то срочное дело ко мне, и она отпускает меня на пять минут.

Едва мы с мистером Грэхемом выходим на улицу, я сразу понимаю, что это была угроза, даже от его фигуры исходит очень серьезная опасность.

– Бьюсь об заклад, ты очень довольна собой.

Я хмурюсь.

– О чем вы говорите?

Он сует руки в карманы длинного черного пальто и вдруг становится до боли похожим на Гаррета, и от этого немного горько. Правда, голос у Гаррета не такой грубый, а в его взгляде нет столько враждебности.

– У меня, Ханна, было много баб. – Мистер Грэхем смеется, но в его смехе нет ни веселья, ни теплоты. – Думаешь, я не знаю, как бабам нравится, когда из-за них дерутся два мужика?

Так вот как он видит вчерашнее! Будто Гаррет и Роб соперничают за мою любовь? Господи.

– Они подрались не из-за меня, – тихо говорю я.

На его лице появляется кривая ухмылка.

– Разве? То есть драка не имеет к тебе отношения? – Я не отвечаю, и он опять смеется. – Так я и думал.

Мне не нравится, как он смотрит на меня, с откровенной враждебностью. И еще я жалею, что не захватила перчатки, потому что у меня заледенели руки.

Я сую их в карманы и отважно встречаю его взгляд.

– Что вы хотите?

– Я хочу, чтобы ты перестала мешать моему сыну, – коротко заявляет он. – Ты хоть понимаешь, что за драку его отстранили на одну игру? И это все из-за тебя, Ханна. Вместо того чтобы сконцентрироваться на играх, он бегает за тобой, как собачка, и лезет в драки.

У меня перехватывает горло.

– Это неправда.

Он делает шаг ко мне, и я на мгновение пугаюсь. Но тут же ругаю себя за это. Ведь не станет же он бить меня у всех на виду, когда за моей спиной большое окно кафе и любой может нас увидеть.

– Я вижу, как он смотрит на тебя, и мне это не нравится. И мне совсем не нравится, что ты отвлекаешь его от главного. В связи с этим я решил, что ты больше не будешь встречаться с моим сыном.

Такая формулировка вызывает у меня непроизвольный смех.

– Со всем уважением, сэр, но это не вам решать.

– Ты права. Это будет твоим решением.