Несколько мужчин, ставшие свидетелями этой картины, не удержались от подколов и смешков.

Фабиан обжег их взглядом, но до ответных комментариев не снизошел. Вместо этого он сорвал с дерева большой лист, протянул его ребенку, который тут же принялся с серьезным лицом изучать подарок, и ушел, кивнув нам на прощание.

Кода еще долго потрясенно провожала его глазами.

С каждым мгновением рана на ноге болела все сильнее. Я перестала разбирать слова Коды, а сквозь плотно стиснутые зубы прорывались едва слышные стоны. Рука будто сама собой потянулась к мешку и выудила бочонок с мазью Делии. Я согнула левую ногу, закинула ее на шею Мятежа и трясущимися пальцами задрала штанину.

Свежая повязка, выданная Фабианом, насквозь пропиталась кровью. Тяжело дыша, я оторвала ее от раны, которая выглядела не самым лучшим образом: бóльшая часть швов разошлась, и черные нити устрашающе торчали из плоти, а кожа вокруг глубокого пореза опухла и покраснела.

Я откупорила склянку и уже готова была зачерпнуть остатки мази, но краем глаза увидела, как Кода сжалась. Она неотрывно смотрела на что-то поверх моего плеча.

Я хотела обернуться, но тут вздрогнула оттого, что прямо перед моим носом появилась мужская рука и невозмутимо отобрала бочонок. Мгновенно разозлившись, я резко вскинула подбородок и встретилась с осуждающим взглядом Николаса. Ему явно хотелось что-то сказать, но он промолчал. Понюхал содержимое, нахмурился, будто подтвердил какую-то догадку, и убрал мазь в сумку, покачивающуюся на седле его рыжего коня. Я уже набрала воздуха в легкие, чтобы высказать все, что я о нем думаю, когда Николас извлек неизвестно где взятую баночку и вместе со свежей повязкой молча вложил мне в ладонь. Он долгим мрачным взглядом смотрел на мою рану, потом снова на меня.

Я знала: он хотел, чтобы я что-то сказала ему, дала понять, что готова к разговору. Но ответ мой был весьма красноречив – я бесстрастно уставилась на деревья.

Раздался тихий вздох, приглушенный стук копыт.

Я проигнорировала вопросительный взгляд Коды и пришпорила коня, отчаянно пытаясь подавить острое чувство сожаления.

Путь до деревни Этна занял более двух суток.

Николас выглядел совсем плохо. Снадобья, которые Делия передала с Аяном, стали непригодны уже после первого утра, а потому ему приходилось терпеть боль. Он ехал бок о бок с отцом во главе процессии, подстраиваясь под общий темп. Хотя на самом деле, это все остальные следили за тем, чтобы лошади не двигались слишком быстро. Я ожидала, что эта вынужденная медлительность негативно отразится на настроении воинов, однако никто не выразил ни недовольства, ни раздражения.

Аян несколько раз порывался сделать привал, но Ник так яростно сопротивлялся, что за первый день пути мы остановились лишь один раз, в полдень, – и то ненадолго.

Спешившись, я подошла к вождю и передала ему слова Коды. На его лице промелькнула тревога, но сильно обеспокоенным он не выглядел: Этна и без того прекрасно осознавали, что приближается битва. Аян не стал пока разглашать полученные сведения и поделился ими только с сыном. Ему даже пришлось прикрикнуть на Николаса, когда тот начал убеждать отца в необходимости продолжить путь в быстром темпе, а не плестись из-за его травм.

Дальше мы поехали рысью, и я поняла, что часто оглядываюсь на Николаса, подмечая изменения в его состоянии, только когда заметила внимательный взгляд Коды.

Предрассветные сумерки второго дня, еще не пронизанные первыми лучами солнца, я встретила, угрюмо сидя на подстилке. Не считая дозорных, остальные крепко спали, а я наблюдала за темным силуэтом – единственным неспокойным из всех. Вопреки произошедшему между нами, я всерьез беспокоилась за него, и это раздражало меня.

Николас ворочался на своей плотной меховой подстилке, перекатываясь то на левый бок, то на спину, поочередно сгибая и разгибая ноги в коленях. Наконец, он замер, медленно принял сидячее положение и, даже не посмотрев по сторонам, обессиленно уронил голову на руки, сложенные на коленях.

Слабый свет догорающего костра позволил мне увидеть, как тяжело и часто вздымаются его плечи от затрудненного дыхания, и я не выдержала. Плавно поднялась на ноги и бесшумно подошла к нему.

– Какие травы нужны для отвара, чтобы снять боль? – тихо, но требовательно спросила я, стараясь не разбудить Фабиана, который похрапывал рядом.

Николас резко вскинул растрепанную голову и посмотрел на меня так, будто видел впервые. Что неудивительно, ведь мы не обменялись ни словом с того момента, как он подошел ко мне наутро после ссоры. Из ярких зеленых глаз ушел привычный блеск, белки покрыла паутинка красных сосудов, а под веками залегли глубокие тени. Хотя при виде меня его измученный взгляд немного просветлел. Николас попытался придать себе бодрый вид, но, видимо, боль была такой сильной, что ему не удалось очередное притворство. Он лишь расправил плечи, отчего новая рубаха, также нашедшаяся у Аяна, натянулась на его мощной груди.

– Прости. Что ты сказала? – хрипло переспросил он.

Я повторила вопрос, и он нахмурился.

– Ничего не нужно. Я справлюсь.

– Видим мы, как ты справляешься, бодрствуя по ночам и едва держась в седле, – разозлившись, отчеканила я. – Либо ты засунешь свою неуместную гордость куда подальше, либо я пошла спать дальше, а ты продолжай пугать всех вокруг своим полуживым видом! Так что? Скажешь мне названия трав?

На его лице медленно расплылась улыбка, но Николас поспешил подавить ее, не желая злить меня сильнее.

– Шалфей и зверобой, – отрывисто перечислил он, понимая, что спорить бесполезно. – Что-то из этого может подойти. Знаешь, как выглядят?

– Знаю, – бросила я.

– Фрейя, это вовсе не обязательно. У тебя открылась рана, к тому же сейчас темно, и ты ничего не увидишь, – серьезно добавил он.

– Замолчи и нагрей воду, – процедила я и направилась прочь.

Найти травы в темноте и правда оказалось весьма непросто.

Я вернулась, когда небо начало окрашиваться в светлые тона, но, к счастью, все, кроме дозорных, еще спали. Молча продемонстрировала Николасу сорванные пучки и, когда он утвердительно кивнул, наскоро очистила их, после чего кинула в кипящую воду. Я наотрез отказалась от предложенного им места и села на землю как можно дальше от него, хмуро помешивая палкой готовящийся в котелке отвар.

Напряженная неловкость повисла в воздухе.

– Спасибо, – произнес он.

Я видела, как непросто ему это далось – поблагодарить за помощь, в которой он сильно нуждался. Я лишь скупо кивнула в ответ.

Николас долго смотрел на мое непроницаемое выражение лица, а затем попробовал осторожно осведомиться о моем самочувствии,