Ник резко замер, уставившись на меня. А потом будто опомнился.

– Заходи, я уже ухожу, – бросил он, ускорившись. Распущенные волосы упали ему на глаза, очерчивая мужественное лицо.

Я нехотя отметила, что так ему идет гораздо больше, чем с пучком.

– Не нужно. Я лишь возьму кое-что, – тихо ответила я. – Сахаар каким-то образом прознала, что Делия принесла чернику, и все уши мне прожужжала, чтобы я принесла ей немного. Можно?

– Конечно. На столе, – не сразу отозвался Ник, указав рукой на ведро. Он явно не ожидал, что я заговорю с ним, а мой несколько шутливый тон и вовсе сбил его с толку.

– Спасибо.

Я положила несколько горстей голубоватых ягод в принесенный мешок, затянула узлы и направилась обратно.

– Фрейя, – раздался за спиной шепот, который больше походил на выдох. Я остановилась, не поворачиваясь к нему лицом. – Выслушай меня. Пожалуйста.

Несколько мгновений я колебалась. Николас, вероятно, решил, что я раздумываю, какой ответ ему дать, но мне просто нужно было собраться с силами, чтобы посмотреть ему в глаза. Незаметно выдохнув, я прижалась спиной к стене, скрестила руки на груди и молча уставилась на него.

В его взгляде промелькнуло облегчение. Он закусил губу и, немного помолчав, заговорил:

– Я виноват перед тобой и сожалею, что наговорил столько всего неприятного. Что был так груб, несдержан и позволил себе повысить голос и накричать на тебя перед всеми. Я не должен был поддаваться эмоциям, но был очень зол и сорвался.

Я впервые видела его таким взволнованным. Я опустила взгляд, наблюдая, как он пытается перевязать ребра, даже не задумываясь о том, что и как делал. Ткань выскальзывала из пальцев, а тело мелко вздрагивало от боли, но он продолжил, немного путаясь в словах:

– Знаешь, – он безрадостно усмехнулся, – я не привык, чтобы ради меня жертвовали жизнью. И когда ты появилась в той жуткой яме, я сначала решил, что это игры моего разума… а потом… меня накрыла паника. Силы появились от одной только мысли, что если тебя схватят, то уже не вернут прежней. Ты видела, какой стала Кода в руках этих чудовищ. Я бы не простил себе, случись с тобой то же самое. Поэтому я считаю, что был прав во всем, что наговорил в лесу. – Я бросила на него гневный взгляд и едва удержала это выражение на лице, когда Николас встрепенулся, спеша сгладить свои слова: – Но не прав в том, как это сказал. И совсем не подумал о том, что у тебя своя правда. – Он запнулся, когда неудачно дернул рукой, пытаясь завести ее за спину, и стиснул зубы от боли.

Я больше не могла на это смотреть. Подошла к нему, пытаясь не глядеть на мускулистую грудь и кубики пресса, молча отобрала бинты и распустила все его старания. Николас вздрогнул, когда я робко прижала ткань и начала туго обматывать вокруг него, стараясь не прижиматься к горячему телу. Мои пальцы дрожали, и я уже корила себя за порыв.

Он сглотнул и, понизив голос, продолжил:

– Я был эгоистом, когда сказал, что ты думала только о себе. Это я поддался гневу и страху и не подумал, что у тебя могут быть причины так поступить. Забыл, что тебе пришлось пережить, через какой кошмар пройти. Я ведь не терял родных, – мягко произнес он, но я все равно поежилась от его слов. – Поэтому я не то что в гневе, даже в здравом рассудке не подумал бы сразу, что все это может быть взаимосвязано.

– Считаешь, это единственная причина? – прошептала я. – Ты не подумал, что в первую очередь мной двигало не желание искупить вину перед собой, а обычное беспокойство?

– В таком случае, это тебя не оправдывает. – В его голосе проявились стальные нотки, и я напряглась. – Моя жизнь не стоит того, чтобы ради нее рисковать своей.

– Если судить по твоим словам… Может быть, конечно, ты сказал это сгоряча, но… ты бы сделал то же самое.

– Не сгоряча. Это правда, Фрейя, – уверенно произнес он, и я ощутила жар его дыхания у своего виска.

– Тогда почему ты можешь так поступать, а я – нет? – с нескрываемым раздражением спросила я, глядя на него.

Николас на мгновение растерялся. Нахмурился. И выпалил убийственный аргумент:

– Потому что ты женщина.

Я закатила глаза и вновь опустила мрачный взгляд на его ребра.

– Опять твои стереотипы, – буркнула я.

– Это мужчина должен защищать женщину, а не наоборот, – мягко сказал он, касаясь моей руки. Его пальцы невесомо скользнули по моему предплечью. – Меня воспитывали на убеждении, что мужчина – глава семьи. Что женщина бережет дом изнутри, пока мужчина охраняет его наружные стены. Что женские руки приспособлены для того, чтобы создавать уют в доме, дарить тепло мужчине, кормить и растить детей, а мужские – чтобы держать оружие и проливать кровь, если это необходимо.

От его слов о назначении женских рук мои щеки тронул румянец. Я тихо прочистила горло и скорее почувствовала, чем увидела, что Ник улыбался, наблюдая за мной.

– А теперь представь, что в моем доме появляется женщина, жизнь которой будет похуже жизни любого мужчины. Она требует штаны, кусается, спит на полу, без конца перечит приказам, умеет ездить верхом, сражается как воин и мчится спасать меня, обведя вокруг пальца пару сотен вражеских мужчин. Я до сих пор растерян, – сокрушенно прошептал он и добился своего. Я затряслась от беззвучного смеха. – Ты смеешься, – с нескрываемым ликованием в голосе заключил Николас. – Значит, я могу надеяться на прощение?

Я отрицательно помотала головой и скользнула ему за спину, чтобы закрепить бинты и заодно избежать его взгляда. Я втиснула уголок ткани между повязками, плотно обернутыми вокруг груди Николаса, подняла глаза и застыла.

– Что это? – спросила я.

Николас непонимающе повернул голову к плечу и напрягся так сильно, что по мышцам прокатилась легкая дрожь.

– Это… – начал он и резко замолчал, когда почувствовал мое прикосновение.

Дыхание участилось. Я завороженно дотронулась кончиками пальцев до рисунка на его лопатках, провела по темной линии, но она не стерлась, как стерлась бы любая краска. Осмелев, я скользнула по контуру, широко раскрытыми глазами рассматривая сцену, изображенную на коже. Простую, но такую родную, что на сердце стало больно. Стая волков, которая бежала так быстро, что приходилось прижимать к голове уши, чтобы спастись от ветра, нещадно лохматившего мягкую шерсть. Я была так ошеломлена, что совершенно не думала, как неприлично себя вела, ощупывая и оглаживая голую спину взрослого мужчины.

Ник, однако,