— Да, — Кирилл посмотрел на него, — ее убили. Только сначалая должен рассказать про другое. Так сказать, по пути.

— Господи, кто это у нас там? — вдруг удивилась ЮлияВитальевна, и все как по команде повернулись и посмотрели в сад. Света вытянулашею, забыв про то, что собиралась прикурить сигарету, и Владик приподнялся состула.

По газону бежала огромная черная собачища. Бежала неторопясь, бесшумно и как-то по-хозяйски.

— Пошел вон! — крикнула Нина Павловна. — Чей это такой?

Что-то звонко упало на пол, упало и разбилось, и все сноваоглянулись.

— Оставь, Соня, — сказал Кирилл, — наплевать. Потом уберем.

Соня торопливо складывала один в другой осколки синей чашки,и руки у нее тряслись.

— Здрасти, — раздалось с крыльца, — я пришел. Может, все-такиподмогнуть надо?

— Нет, — сказал Кирилл, — помогать не надо. Это хорошо, чтоты пришел. Садись.

— Кто это? — спросила Нина Павловна и посмотрела на Кирилла.

— Меня Гришей зовут. Я пришел… к Соне.

Владик вдруг проворно вскочил с кресла, опрокинул его наГришу и суетливо побежал. Кирилл поймал его за шиворот, и он взвизгнул.

— Стоп. Никто никуда не бежит. Сядь. — Он толкнул Владика кстулу, с которого вскочила Настя, но не отпустил, продолжал придерживать зашиворот. — Сядь, я сказал.

Стало так тихо, что было слышно, как дышит на крыльце чернаясобачища.

— Я… умираю, — прохрипела тетя Александра и стала валитьсяна бок. Никто не шевельнулся, и она перестала валиться.

— Это Гриша, — сказал Кирилл и повернул Владика так, чтобыон оказался лицом к Грише, — ты его видел. Правда?

— Кирилл, что происходит? — строго спросила Юлия Витальевна.

Гриша осторожно вернул кресло на место и сел, напряженновытянув левую ногу. Он смотрел только на Соню, которая держала в руках осколкисиней чашки, и у него было странное лицо.

— Это тот самый уголовник, в которого три года назадвлюбилась Соня и тем самым опозорила всю семью, — сказал Кирилл негромко. —Познакомьтесь.

— Я — уголовник? — пробормотал Гриша и, оторвавшись от Сони,посмотрел на Кирилла.

— Ты.

— Только этого нам не хватало, — пробормотала Нина Павловна,— уголовника привел!

— Успокойтесь, — сказал Кирилл, — он такой же уголовник, каквы, Нина Павловна.

— Что? — спросила Соня. Осколки мелко тряслись у нее вруках, издавали отвратительный стеклянный звук. — Что ты сказал, Кирилл?

— Он такой же уголовник, как мы, — морщась, повторил Кирилл,— все это было выдумкой от начала до конца. Нет никакой «Милицейской газеты».Не было никакого портрета. Никто не печатал его фотографию в разделе «Особоопасные преступники». Ты… успокойся, Сонечка. — В первый раз он назвал СонюСонечкой. — Я знаю, что глупо это говорить, но ты все-таки успокойся. ЮлияВитальевна, у вас есть валокордин, что ли?

— Нет! — вскрикнула Соня. — Мне не нужен никакой валокордин!Я не понимаю, о чем ты говоришь! Зачем ты позвал его сюда?!

— Затем, что все это должно закончиться, — сказал Кирилл, —твоя мать и твой брат выдумали всю историю с уголовником, потому что они нежелали, чтобы ты выходила замуж. Все ведь к этому шло, правильно? Ты вышла бызамуж, и они остались бы вдвоем, и некому было бы варить им борщ, и неоткудабыло бы взять денежки на сигареты. Правильно я говорю?

— Я не уголовник, — сказал Гриша растерянно, — ерунда какая!Ты что, думала, что я уголовник?!

И он поднялся с кресла, и сделал шаг, и остановился, так ине дойдя до Сони.

— Владик сделал газету на своем компьютере, — продолжалКирилл, — сфотографировать тебя в больнице было просто. Идея была, разумеется,тетушкина. И тетушкино же исполнение. Она подсунула газетку Соне, она дала ейвозможность принять снотворное, она «Скорую» вызывала, она ее в психушку сдала.Только она не предполагала, что Гриша не поверит в то, что Соня его бросила, истанет ее искать, и караулить, и даже на дачу за ней попрется. Ну как? Пока всеверно?

Гриша вдруг коротко хрюкнул и что есть силы стукнул ладоньюпо столу. Чашки подпрыгнули, новый чайник изрыгнул облачко пара, зазвенелирассыпавшиеся из плетенки ложки, и вскрикнула Света.

— Ты думала, что я… уголовник?! — с безмерным изумлениемпроизнес он, и Кириллу показалось, что он сейчас разрыдается. — Значит, все этовремя, что я… что мы… и все из-за того, что ты думала, будто я — уголовник?!

Он взялся за голову странным, очень не шедшим ему движениеми неловко плюхнулся обратно в кресло, подвернув больную ногу.

— Тетя, — вдруг очень громко сказал Дмитрий Павлович, —тетя, это правда?! То, что говорит Кирилл?!

Тетя Александра выпрямилась в кресле, глаза у нее горелиинквизиторским огнем, и дышала она ровно и глубоко.

— Мерзавцы, — сказала она негромко, — сволочи. Подонки. Этоты им рассказал, слизняк? — спросила она у Владика. — Ты, ничтожество, шлюха?

— Нет, — забормотал Владик, которого Кирилл так и неотпустил, и стал в панике перебирать ногами, как будто хотел отодвинуться отматери, — не я! Не я, правда!

— Да ерунда это все. Никто и ничего мне не рассказывал, —сказал Кирилл брезгливо, — все и так стало ясно, как только Света меняпосвятила во все подробности жуткой Сониной истории. Я все проверил. И все этовранье от первого до последнего слова.

— Я так хорошо все придумала, — продолжала тетя Александра ссожалением, — отлично придумала. Моя дуреха никогда бы не догадалась. Если быты ей не сказал! — и, размахнувшись, она кинула в Кирилла чашкой.

Он не успел ее поймать, потому что не ожидал такой прыти оттучной тети Александры. Чашка ударила его в висок. Голове сбоку стало больно, ичто-то горячее потекло по шее.

— Кирилл! — вскрикнула Настя.

— Тихо! — Кирилл вытер ладонью то горячее, что текло по шее,и очень удивился, увидев кровь. — Все в порядке. Не пугайся. Она простобесится.

— Я? — спросила тетя Александра и засмеялась мелкимненавидящим смехом. — Я тебя ненавижу! Ты еще поплатишься за свои дела. Со мнойвсе равно ничего нельзя сделать, я преступлений не совершала. А вот ты пойдешьв тюрьму, потому что ты чуть не прикончил Сергея!

— Почему ты не сказал ей, что ты не уголовник? — спросилКирилл и снова вытер щеку. — Почему ничего не объяснил?