теперь? Заполучить власть другими путями? Неужели ему нужна магия Моны? Через картинную раму? Она была готова поклясться, что столкнулась с ним в парке на очищении. Возможно, он искал там демонов, зазывал их на вечеринку. Действительно ли это и есть тот самый вампир, который сбежал от ведомства? К сожалению, Мону больше интересовали мрачные романы, чем детективы.

Она сбивчиво обрисовала свои мысли, и, к счастью, Бальтазар понял, что она имела в виду. У него тоже сформировалась одна крайне убедительная теория.

– Магия древней мумии очень заманчива. Но если ты говоришь, что у старого доброго принца ее нет, значит, вампир вломился зря. Ты позаботилась о том, чтобы его союзники – по понятным причинам – обратились в пепел. Вполне вероятно, что он хочет тебе отомстить. И, возможно, он правда появлялся тогда в парке. Магия там была сильно нарушена… Прости, что не отнесся к этому серьезно.

– Я и сама не отнеслась, – пожала плечами Мона.

– Милая, картинная рама могла тебя убить. Она бы впитала твою магию, может быть, и нашу сделку тоже. Если этот вампир видел, что меня призвала именно ты… только представь себе, что кто-то вроде него получит контроль надо мной. – Внезапно он заговорил очень серьезно, нахмуренные брови придавали ему встревоженный вид. Мона впервые осознала, какой уровень доверия означали их отношения и для него тоже. Она использовала его, чтобы улаживать всякую ерунду – вампир мог бы злоупотреблять его силой, чтобы захватывать целые страны. Она нервно сглотнула, заламывая дрожащие пальцы.

– П-по-моему, это не совпадение. З-завтра я выясню в ведомстве, что случилось с вампиром и кто он такой.

– Хорошо, а я посмотрю, что там с демонами. Если вампир призывает демонов, значит, он что-то замышляет. И наверняка действует убедительно, раз такой слизень дерзит даже мне. Проклятье, не надо было сразу его испарять. Теперь целая вечность уйдет на то, чтобы собрать его обратно.

– И-испарять, – шепотом повторила Мона и прикусила язык.

– Пора нам вводить лицензии для демонов. Младших срочно необходимо обучать. Тогда подобные вещи больше не будут происходить.

– А не лучше… позаботиться о том, чтобы они вообще больше не выбирались из ада?

Бальтазар нахмурился и взглянул на нее.

– И где же им тогда, по-твоему, проводить свободное время?

– Там… там, внизу.

– Мона. Ад – не лучшее место для отдыха: ни солнца, ни возможности снаружи где-то… у нас там нет никакой структуры для жизни. Это работа. – Он вздохнул. – Демоны не злые. Наоборот. Многие из них все свое существование посвящают тому, чтобы уравновесить смертные грехи. Ты удивишься. Моя секретарша, например: ей полторы тысячи лет, демон-змея, сильна, как вагонное колесо, лицо, ну, напоминает твою соседку с клыками. Она очищала убийц, пока они не раскаивались. На Хэллоуин ее внешность распугала бы всех детей, но по вечерам она сидит в своей маленькой квартирке в окружении двадцати кошек, раскачивается в кресле-качалке и пишет детские книжки про Пурцеля, грязную морскую выдру.

Этот образ застопорил мыслительный процесс Моны, и она потерла лоб.

– Они… они называются «Пурцель, забавная морская выдра», – поправила она, но ее мозг по-прежнему перегружали многочисленные мысли.

– Да, пусть будет забавная, все равно. Что я хочу сказать: они человечнее, чем ты думаешь. У многих человеческие корни. И, черт побери, большинство существ, которых считают демонами, в действительности магические существа, а так их назвала Церковь. Понимаешь?

– Эм, ну да. Наверное. Бреннфрид тоже был… очень мил. Я… я не подумала. Прости. – Ей встречались таксисты куда хуже, люди с головы до пят и все-таки намного больше напоминающие демонов.

– И я просто хочу еще раз объяснить тебе, что демоны – не злые создания. Понимаешь? Кроме того, я гораздо больше времени провел в этом мире, будучи богом, чем слежу за порядком в этой сраной чертовой дыре.

– Когда ты так говоришь, ад кажется довольно… адским.

– Вообще-то я говорил о своей фирме.

– Ой.

– Признаюсь честно, я не очень разбираюсь в людях, явно слегка растерял форму. Правда, сейчас половина из них все равно зомби. И тем не менее я не монстр.

Поскольку при этом его пылающие глаза так устрашающе вспыхивали, Моне было тяжело кивнуть по собственной воле, и она лишь натянуто улыбнулась. Судя по усталому вздоху, ему это совсем не понравилось. Видимо, Бальтазару было важно, что она о нем думала.

– Вас, ведьм и колдунов, люди тоже до сих пор считают плохими, – проворчал он, и Мона прикусила нижнюю губу. Еще одно очко в пользу архидемона. А с учетом пары-тройки случайных проклятий с ее стороны, она даже могла понять почему.

– Ты прав. Я, ну, знаешь, что тебе прививают за время учебы… А особенно в повседневной жизни, – попыталась оправдаться она.

– Да, ведь Ватикан и Церковь – такие надежные источники! – Два-ноль в пользу Бальтазара, и теперь Мона медленно кивнула.

– Точно. Насчет демонов, призывов… сам ад, все, что я видела, противоречит тому, чему меня учили. Я никогда в этом не сомневалась, это было… неразумно. И бесчувственно. Я… я не хотела тебя принижать, но… – Но именно это и сделала, и этому нет оправдания.

На мгновение между ними повисла тишина. Автомобиль с тихим жужжанием летел по автомагистрали в сторону Франкфурта-на-Майне, и ночные огни сквозь тонированные стекла казались просто слабыми вспышками.

Мона не могла отделаться от ощущения, что нравится ему. Вполне очевидно: демону настолько важно ее мнение, что он показал ей свою уязвимость. Она его обидела, и он высказался. Явно, не только потому, что хотел затащить ее в постель, определенно нет. Они флиртовали, Мона ему отказала, и он спросил про ее темп и про то, чего она хочет – он, архидемон. Она еще чуть глубже опустилась на сиденье.

– Я на тебя не сержусь, – в конце концов произнес Бальтазар, и она выдохнула с облегчением. – Просто не хочу больше это слышать, – предельно ясно выразился он, и Мона кивнула. Его задело обвинение в том, что он злой, а ведь оно так легко сорвалось с ее губ. Причем она сама все детство была изгоем с тем же клеймом. Злая ведьма. Мона, не задумываясь, приписала ему злой умысел – пора пересмотреть свое восприятие. Если она так разговаривала с ним, то какие еще унизительные взгляды общества могла перенять? Что она раньше думала о вампирах и оборотнях? Ужас. Осознание было похоже на заслуженную пощечину.

Словно подчиняясь рефлексу, Мона коснулась его ладони на рычаге переключения передач и, глядя в удивленное лицо Бальтазара, сжала теплые пальцы.

– Я никогда больше не буду так говорить, – заверила она.