дети и стали обнимать меня на прощание. За ними пришагала Бетти с целой сумкой, набитой едой со стола – в дом Кларков приходили с пустыми руками, но никого с пустыми руками не выпускали. Последним в прихожую вышел отец Джейсона, и стало совсем уж тесно, но от этого радушие момента только усилилась сто крат.

– Был очень рад познакомиться с вами, Эмма. – Кроткий человек с седой головой и сутулыми плечами выговорил целое предложение в моей адрес, чем поразил всех домашних. – Надеюсь, мой сын вас не обижает.

– Больше нет. – Улыбнулась я, подмигивая Джейсону. – Мы с ним заключили временное перемирие. Я очень благодарна вам всем за приглашение и тоже была рада познакомиться, мистер Кларк.

– Нет, нет. – Замотал тот своей сединой и сказал ровно то, о чём предупреждал Джейсон. – Никаких «мистер Кларк». Зовите меня просто Роджер.

Джейсон

Такси увозило нас всё дальше от родительского дома, и особая магия вечера постепенно рассеивалась. Эмма сидела в полуметре от меня, глядя в окно, и молчала о своём. Как странно было видеть её на расстоянии вытянутой руки. А когда она улыбалась, то ямочки на её щеках можно было запросто потрогать пальцами.

Спонтанная идея запрыгнуть в ближайший самолёт до Берлингтона принесла столько радости мне и моей семье, что возвращаться назад в аэропорт, к работе там, в Лос-Анджелесе, всего через пару часов казалось безумием.

Сюрприз удался на славу, а неприкрытый шок Эммы при виде меня до сих пор вытягивал мою щёки в улыбку. Она долго разглядывала меня, как диковинку из ломбарда, как необъяснимое явление. Но и я не мог удержаться, чтобы не разглядеть её. В жизни её волосы закручивались ещё сильнее, чем на экране. А в глазах собралась вся зелень, которой так не хватало Берлингтону зимой. Эмма Джеймс неплохо получалась на фото и хорошо передавалась на экране, но в жизни оказалась ещё красивее.

Последние две недели мы провели столько часов, болтая друг с другом, как старые друзья, но как только машущие ладони моих домашних скрылись за закрытой дверью, оба погрузились в молчание. Оно не вызывало неловкости, скорее намекало на упущенный шанс. А я не люблю упускать возможности.

– Отличный вышел день. – Сказал я в никуда.

– Да, просто замечательный. Твоя семья… это нечто!

– А я предупреждал, что они бывают несносными. – Припомнил я с ухмылкой.

– Нет же, они просто потрясающие! – Эмма повернулась ко мне, а в глазах её водили хороводы чёртики восторга. – Такой и должна быть семья. Шумной, дружной и несносной.

В английском языке шестьсот тысяч слов, но все они повылетали из нашей памяти, когда мы оказались один на один. С нами словно ехал третий пассажир, и имя ему – тишина. Слышался только треск снега под шинами такси и дыхание водителя.

– Не верится, что ты всё-таки прилетел. – Пришла очередь Эммы нарушать молчание. – Я была уверена, что ты не сможешь вырваться с работы.

– Я и не вырывался. Просто не мог пропустить день рождения Люка. Оказывается, я очень сильно по всем ним скучал.

– Я бы тоже скучала, будь у меня такая семья. – С грустью заметила Эмма и снова прилипла к окну, а я не нашёл подходящих утешений для её одиночества.

До вылета оставался целый час, когда мы высадились из такси у моего дома. Так необычно было приезжать сюда и не чувствовать себя полноценным хозяином. Не самому открывать дверь, а следить, как кто-то другой поворачивает ключ в замке. На время я передал это право девушке с глазами зеленее леса и языком острее заточенного ножа. Я попросил таксиста подождать – другое будет добираться сюда по сугробам битый час, и я мог опоздать на рейс. К тому же, я не собирался задерживаться в гостях. В гостях в собственном доме.

– Смотри-ка, дом цел. – Со смешком осмотрел я гостиную. – Я-то боялся, что от него останутся одни угольки.

– Я не настолько беспомощна.

Всё осталось точно так, как я и оставил. Творческие люди нередко отдаются во власть хаоса и заполняют им всё вокруг. Их рабочие столы завалены барахлом, как комнаты старьевщика, и только они одни могут найти там ручку нужного цвета или вдохновение. Они не обременяют себя шкафами или полками и раскидывают вещи по всем горизонтальным поверхностям, что попадаются на глаза. Я знал, о чём говорю, ведь в моей креативной команде целое творческое сборище из любителей хаоса. Художники ведь должны ещё сильнее почитать творческий беспорядок, но Эмма, похоже, не из таких.

Пройдись я по гостиной с ультрафиолетом, не обнаружил бы ни одной пылинки или пятнышка. Пасть камина вычищена, подушки дивана взбиты, на полу ни соринки. Или мисс Джеймс – беспросветная чистюля, что вряд ли, или она с уважением отнеслась к моему списку требований, но какой бы мотив ею не двигал, я наконец успокоился, что подыскал нужного жильца.

– Ты и правда хотел что-то взять с собой или решил проверить меня? – Сощурилась Эмма, снимая верхнюю одежду.

– И то, и другое. Я заскочу к себе и поеду.

– Не останешься даже на кофе?

– Не хочу тебя беспокоить. – Хотя выпить кофе в родной гостиной мне сейчас хотелось больше всего.

Я непростительно солгал, потому что мужчине много не надо для того, чтобы переехать на другой конец мира. Всё необходимое я взял в прошлый раз, но для поддержания своей легенды всё же поднялся в спальню и несколько минут просто посидел на кровати, сливаясь душой с родными стенами. Уютный дом, удобная постель и сытный ужин. Мои маленькие запросы. Но через час самолёт унесёт меня от всего этого, потому мне стало жизненно необходимо насытиться всеми прелестями мужского счастья на дорожку.

Перед уходом я всё же взял сумку из шкафа и запихнул в неё пару вещей. Первое, что попалось на глаза. Пара футболок, баночку парфюма и семейный снимок в рамке. Раз уж мне предстояло жить вдали от семьи и дома ещё два с половиной месяца, то пусть хотя бы их лица будут стоять на столике в гостиной мисс Джеймс.

Когда я спустился, не обнаружил «временную» хозяйку ни в гостиной, ни на кухне. Я пошёл на звуки на террасе и нашёл её там. Она сидела за мольбертом и просто смотрела на своё художество. Эмма не слышала, как я подошёл, а я не видел ничего, кроме картины, что вышла из-под кисточки и её талантливых пальцев. Как руки человека способны творить такое? Словно фотография лучшего качества, на которой видна каждая мелочь. Пейзаж