– Как это один? Разве я не сказал?

– Н-нет…

– Нас двое, – сказал я с энтузиазмом.

Он вздрогнул, лицо вытянулось.

– Да?.. А я было не поверил, хотя плохое предчувствие было, было… А зачем так много? Людей конунга здесь не больше полусотни. Вам одному делать нечего.

Я кивнул.

– Абсолютно верно! Но если все будет от меня, потеряется легитимность. Надо, чтобы я тебе только помогал. Чуточку. Временами. Лучше – издали. Советами. Мысленно. И горячим сочувствием. Хотя поставил бы, конечно, на конунга. Сочувствие сочувствием, а бизнес бизнесом.

Он хмыкнул, скривился, затем спросил очень серьезно:

– Все-таки не пойму…

– Чего?

– Вам-то какое дело?

– А сам как думаешь?

Он развел руками.

– Теряюсь в догадках.

Я сказал зло:

– Да никакого дела, прекрасно понимаю!.. Но вот такой я дурак, что-то во мне уцелело от дурацкого воспитания. Мол, ах-ах, мы за все в ответе… Кого приручили, а теперь уже и кого не приручили! Дикий животный мир теперь под охраной тоже. Вот и охраняю вас, живую природу от загрязнения. И когда вижу, что дикость вот-вот захлестнет и утопит цивилизацию… да-да, вот это болото, в котором живете, все-таки цивилизация, если сравнивать с романтикой резни и убийства всех, кто не из нашего племени, то чувствую, как толкает нечто внутри выйти на дорогу и остановить эту скачущую по колено в крови поэзию.

Он мало что понял, но смысл уловил, а на мелочи мужчины внимания не обращают, это дело женщин и политиков, буркнул хмуро:

– А силенок хватит?

– Если бы дело в них, – ответил я безнадежным голосом. – Но это проклятое воспитание требует в любом случае быть на стороне… ха-ха!.. Добра. Даже если силенок совсем ни гу-гу. Это вы добро представляете? Самому смешно, но если сравнить с кочевниками… ладно, это я говорил. Теперь пора действовать. Разбегайтесь, гуси, я иду!

С этой стороны дворца стражи только из местных, хотя двух кочевников я заприметил вблизи, очень высокие, сильные, жилистые, каждый стоит пятерых в бою, настоящие ветераны, что умеют сражаться яростно, однако не теряют голов.

Стражи напряглись, услышав мой грозный клич, его можно принять и за призыв к кровавой схватке. Ланаян помахал успокаивающе.

– К Его Величеству! – сказал он грозно.

Дверь приоткрылась, выглянул осанистый вельможа, но золота на нем столько, что тяжело двигаться, таким может быть только церемониймейстер.

Ланаян сказал без особой надобности:

– Его Величество изволил посылать за десятником Ричем.

– Сейчас доложу, – ответил церемониймейстер с несвойственной для его работы поспешностью. – Подождите!

Дверь оставил приоткрытой, мы с Ланаяном вздрогнули от громового рева:

– К Его Величеству Жильжаку Третьему! Десятник Рич по вызову Его Величества!

Я поморщился, ну да ладно, не мелочный, пусть думает, что вызвал, а я буду думать, что сам пришел, мы ж цивилизованные.

Ланаян отступил в сторону и поклонился, сделав лицо еще непроницаемее. Я выпятил грудь, выдвинул подбородок и пошел вперед, могучий и грозный, а еще и, надеюсь, красивый до умопомрачения. За спиной тяжело громыхал Ланаян.

Оказалось, старался вообще-то зря, это еще не личные покои Его Величества, а только зал для особо приближенных, коим иногда разрешается даже присутствовать при утреннем туалете Его Величества короля Жильзака Третьего. Под стенами и поближе к заветной двери шушукаются придворные. Я узнал в одной группке Иронгейта да и других орлов-заговорщиков, сам Иронгейт поморщился, перехватив мой пристальный взгляд.

Возле последней двери Ланаян остановился с тяжелым вздохом. Двое стражей отдали ему салют, а на меня посмотрели с нескрываемой неприязнью.

– К Его Величеству, – пояснил Ланаян и снова тяжело вздохнул. – Король желает видеть.

– Не так тяжело, – предложил я сочувствующе. – Я похлопочу, чтобы тебе добавили пенсию.

– Идите, – сказал он недобро. – Пока я вас сам туда не отправил… по инвалидности.

Стражи синхронно распахнули передо мной створки. Я шагнул в ароматные запахи небольшого роскошного зала. Возможно, это кабинет, у королей даже туалет должен быть роскошным, поклонился с порога.

Король, как и водится, восседает на троне, огромном, величественном и помпезном, хотя комфортном, словно не для приемов знатных гостей, а для отдыха за чашечкой кофе. Жильзак Третий не молод, но и не стар, хотя сытная и беспечная жизнь выхолостила из него все железо, оставив рыхлое и сытое лицо, такое же тело, тщательно укрытое искусно сшитым платьем, где массы фижмочек, бомбоночек и рюшечек не позволяют рассмотреть размер его животика.

Но глаза умные, лицо дышит довольством и спокойствием. Я раскрыл рот для приветствия и осекся: из-за портьеры вышла Элеонора, прекрасная и блистательная, олицетворение силы и здоровья.

Король улыбнулся ей, она подошла и, обняв, поцеловала в щеку. Жильзак словно помолодел, выпрямился в кресле-троне и взглянул веселее, сделал приглашающий жест.

– Подойди ближе, герой.

Голос его звучал властно и повелительно, но в то же время и отечески, не просто король, а еще и отец народа, королевства, думает и заботится о нем, потому вправе приказывать и повелевать.

Я послушно подошел, покосился на его блистательную дочь, ответил просто и с достоинством:

– Да, Ваше Величество, вот я весь перед вами. Простой и бесхитростный.

Он смотрел, как мне показалось, с удивлением, хотя и с таким же неудовольствием, но улыбался широко и доброжелательно. Я тоже так умею, всего лишь натренированная работа определенных мышц лица, у каждой профессии свои особенности.

– Мне уши прожужжали о твоих подвигах, десятник, – проговорил он веско. – Это моя вина, что я все еще не наградил тебя.

Я сдержанно поклонился, низко кланяться могу только своему вождю, а если чужому, то уже почти измена Родине и Отечеству.

– Ваше Величество! Ваши слова – лучшая награда. Другая мне ни к чему. К тому же, как я слышал, нельзя награждать чужих граждан.

Он изумился, брови взлетели совсем как у Элеоноры, когда она изволит выразить принцессе удивление.

– Разве?

– Точно, – сказал я твердо. – В той стране могут такого счесть перекупленным. Или тайным врагом.

Он сказал шокированно:

– Что, даже могут повесить?

– Я бы повесил точно, – сказал я откровенно.

Он скупо улыбнулся.

– К счастью, вы еще молоды и не управляете королевством. Думаю, уж не обижайтесь, вам рано доверять даже десяток кур. А когда повзрослеете, станете мягче и терпимее. Кроме того, если нужно наградить граждан дружественного королевства, что тогда?