На полу вокруг блюдца свернулся кольцами его деревянный змей.

В подземном ходе было темно и прохладно. Разогнуться во весь рост не получалось – мешал низкий потолок, но зато здесь не было дыма и дышать было гораздо легче. Выход из подземелья был завален ветками и сухой травой. Тим откинул их и тотчас его оглушили крики, задушила стелющаяся по земле гарь, глаза засыпало пеплом и пылью.

Сквозь дым Тим увидел Смотрящую башню. Она была в огне. Струи водометов пытались потушить пламя, но их фонтаны едва доставали до середины исполинской конструкции. Подгоревшие веревки не выдержали веса подъемной площадки и она, сбивая на своем пути балки и срывая замки, рухнула вниз. Башня застонала и, как поверженный колосс, стала валиться на бок. Пожарные отряды, бросив водометы, кинулись врассыпную.

– Спасайся, кто может!

Тим сбежал по склону холма. Петляя между маленьких домиков, он выбрался к ограждавшему город частоколу. Чуть поодаль виднелись Северные ворота. Пожар еще не добрался до них. Тим отсчитал двадцать девять бревен и в зарослях бурьяна отыскал тайный лаз.

Оказавшись за городской стеной, он ощупал карманы. Телефон и коробочка со стальным пером – все, что у него сохранилось. Рюкзак с вещами остался в княжеском дворце и уже наверно сгорел.

Таясь в тени редких деревьев, Тим пошел вдоль дороги. Отойдя от города на приличное расстояние, он оглянулся. Погони не было. Да и кому было его догонять. Дорога была пустынна и безжизненна – в обе стороны, насколько хватало взгляда, не было никого. Вокруг лежала сухая желтая степь.

Тим шел очень долго. Хотелось есть и пить, но вокруг не было даже камня, на который можно было присесть. Солнце клонилось к закату, но было еще очень жарко.

И вот по бокам от дороги появились первые предвестники гор – холмы, а за ними – скалы. Войдя под их высокие стены, Тим попал на небольшую площадку, где его ждал неприятный сюрприз. Дорога расходилась на три стороны. Одна шла прямо и скрывалась в узком горном разломе, две других уходили вправо и влево и пропадали за ближайшими утесами. У перекрестка лежал камень. На нем была вырезана надпись:

«Прямо пойдешь – смерть найдешь,

Направо пойдешь – голову сложишь,

Налево пойдешь – себя потеряешь».

– Заманчивый выбор, – пробормотал Тим.

Он попробовал вспомнить, что говорила по этому поводу Баба Яга. «Было что-то про воду. А что еще? Никак не вспомню. Ладно, начнем с воды. Ею тут и не пахнет, а было бы очень кстати. Что-то она бормотала про подсказки?»

Ноги гудели от долгой ходьбы. Тим присел на ближайший валун и постарался собраться с мыслями. Над ним, подняв в небо корявые сучья, стояло засохшее дерево. На секунду Тиму показалось, что оно склонилось к нему, и его сухие ветви превратились в руки. Тим отшатнулся. Перед глазами поплыло, и он бессильно сполз к подножию валуна.

***

Четыре всадника смотрели, как погибает в огне город Аркаим. Посланный ими дракон кружил над беззащитными людьми, безнаказанно жег дома и башни.

Когда пожар был в самом разгаре, Седовласый снова поднял руку. Собранные в кулак пальцы разжались и дракон исчез. Он превратился в дым, из которого и был создан, а пожар продолжал бушевать.

Сильные кони взвились на дыбы и опрокинули ворота. Их тяжелые копыта разбили дубовые створки, раздавили мерцающий «домофон». Всадники промчались сквозь пылающий город, не задержавшись нигде, кроме дымящихся головешек тюрьмы.

Даже здесь, на пепелище Толстяк нашел для себя что-то ценное, поднял и спрятал за пазуху. Потом вдруг замер и потянул носом. Его внимание привлекли стоявшие в беспорядке телеги. Среди них, украдкой рассматривая черных наездников, прятался княжеский казначей. Кровожадный взгляд Толстяка притянул его к себе.

– Подойди!

Ноги казначея против его воли шли к страшной четверке. Толстяк манил его пальцем. Не особо уважаемый в своей вороньей семье, он любил навести ужас на посторонних.

– Ближе! – требовал он.

Глаза казначея округлились от ужаса. Лицо исказилось.

– Клади все сюда.

Не понимая, что происходит, несчастный казначей вытянул руки. С них слетели перстни, кольца и пропали за пазухой Толстяка.

– Еще!– не отставал он.

Казначей только успевал поворачиваться. В бездонный мешок всадника из его карманов летели монеты, от одежды отскакивали пуговицы. Повязанный на шее орден как магнитом уволокло внутрь мешка. Вслед за ним последовал бы и его хозяин, не успей он вовремя освободиться от орденской ленты. Когда все было закончено, казначей походил на обычного оборванца – он стоял жалкий, с вывернутыми наружу карманами. Думая, что все позади, он попятился назад.

– Э, нет, – прошипел Толстяк. – Это!

Он указал на казначеево лицо.

– У меня больше ничего нет, – пролепетал тот, не понимая, что от него хотят.

Толстяк протянул к нему ладонь.

– Положи сюда!

Казначея передернуло от боли. Он схватился за челюсть. Его голову замотало из стороны в сторону. Вдруг он вскрикнул и упал без чувств, а в ладонь Толстяка опустился окровавленный зуб, на котором сверкала золотая коронка.

– Вот теперь все, – плотоядно просипел Толстяк и поскакал следом за удалявшимися Воронами.

Четверка всадников пролетела по полыхающим улицам и выскочила из города. Погоняя коней, они помчались по Северной дороге и скоро скрылись в пыли и надвигавшихся сумерках.

***

Тим очнулся, когда уже стемнело. Над ним шумел лес. Ни гор, ни скал, ни трех дорог не было видно. Рядом на жерди висел волчий череп. На нем плясало голубое пламя. Его света хватило, чтобы оглядеться. Тим увидел избу, и… понял. «Да это же Баба Яга! Это ее избушка».

Он вскочил и подбежал к наполовину разбитому окошку. В избе слышалась музыка, и два нестройных голоса подпевали невидимому певцу.

– Зачем, зачем, я повстречала тебя на жизненном пути…

Один голос принадлежал Бабе Яге. Второй тоже показался Тиму знакомым, но из-за шума в голове, он никак не мог понять, чей он.

Тим приподнялся на носочках и заглянул внутрь. В горниле печки светился упрятанный туда телевизор. По нему, сменяя друг друга, бежали слова песни. Перед печкой на лавках устроились певуньи. В одной из них Тим узнал сгорбленную фигуру Яги, а во второй… От неожиданности и удивления он оступился и полетел на землю. Изнутри послышался недовольный голос старухи.

– Кого, на ночь глядя, нелегкая принесла?

Из избы вышли Яга и Василиса. Каково же было возмущение Тима, когда вместо того, чтобы помочь ему встать, они весело расхохотались.

– Так вот какого рыбачка прибило к моей избушке, – хихикала Яга.