— Рада была повидаться, Маркус! — Ровена остановилась в нескольких шагах и протянула собеседнику руку.

Тот коснулся пальцев губами и слащаво улыбнулся:

— Могу ли я проводить тебя? Если, конечно, это не доставит проблем.

— Почему бы и нет? С такой охраной, — она многозначительно взглянула на Харо, — никто и не подумает обвинить меня в легкомысленности. Как видишь, я защищена, словно неприступная крепость.

Тот смерил взглядом Харо:

— Должно быть, твой дядя очень тебя любит, раз забоится о твоей безопасности.

— Очень, — невесело бросила Ровена и, одарив его обаятельной улыбкой, взяла под руку.

Тишина коридора подействовала как обезболивающее. В голове сразу прояснилось, дышать стало легче. Парочка шла впереди, о чём-то весело болтая. Он даже не прислушивался, всё равно не понимает язык благородных.

Горе-ухажёр не затыкался ни на минуту. Наверняка рассказывает о своих подвигах или о прочем бреде, который обычно поносом вырывается из юнцов в попытках соблазнить даму сердца.

Сдерживая нарастающую злость, Харо медленно выдохнул. Неужели ей нравятся такие? Вон как светится от счастья. Да окажись они в пустошах, этот герой-любовник от страха сразу наложит в свои шёлковые штанишки. Какой от него вообще толк, кроме пустой болтовни?

Взгляд невольно скользнул по плавному изгибу талии принцессы, спустился ниже. Юбка выгодно подчёркивала изящные формы, соблазнительно проступающие при каждом шаге. Понятно, чего этот клещ к ней присосался. Девчонка чертовски привлекательна, здесь и не поспоришь.

Он вовремя спохватился, переключился на стены коридора.

«Смотри куда угодно, только не на неё. Она слишком опасна, она уничтожит тебя».

Но негодование, кипевшее в груди, не давало покоя. Будь он на месте этого холёного ублюдка, не как выродок, а как свободный, с человеческим лицом, смотрела бы она на него так же? Предала бы Дис, не родись он таким?

— Думаю, нам пора прощаться, Маркус, — принцесса перешла на общий язык. — Благодарю за чудесный вечер.

— Очень рад нашей встрече, моя прекрасная госпожа. Надеюсь, следующая не отложится снова на год.

— Вполне возможно. В конце концов, твоей семье всегда рады в замке.

— Тогда могу ли я надеяться на скромный подарок на прощание? — хмырь коснулся обнажённого плеча Ровены.

Харо уже видел, как брызжет кровь из рассечённой глотки ублюдка, как тот хрипит, хватаясь руками за горло.

Ровена повернулась, подставив щёку для поцелуя и многозначительно посмотрела в его сторону. Харо отвернулся, всем видом выказывая полное безразличие. Да она провоцирует, не иначе.

— До встречи, моя дорогая, — хмырь отвесил поклон и, поравнявшись с ним, заглянул под капюшон.

Отшатнувшись, он всё же взял себя в руки и одарил ещё раз принцессу натянутой улыбкой.

Харо проводил его презрительным взглядом. Храбрец, мать твою, как ещё от собственной тени не шарахается?

— Прощайте, Маркус! — Ровена помахала рукой.

До самой спальни шли в молчании и это как никогда устраивало. Похоже, девчонка переключилась на более подходящий объект и наконец-то оставила его в покое.

— Как впечатления? — вдруг поинтересовалась она.

— От кого, госпожа?

— От праздника, конечно! — рассмеялась Ровена. — А ты о ком подумал?

Да просто охренеть какие впечатления. Пристала со своими расспросами. Хлюпика Маркуса не хватило?

— Так и будешь молчать? — Ровена пытливо посмотрела в глаза. — Может объяснишь, что не так?

Да всё не так, девочка. Начиная с твоих непонятных игр и заканчивая бесконечными допросами.

— Вы всегда можете вернуть Двадцать Первого, госпожа.

— Так ты этого хочешь? — Ровена скрестила руки на груди. — Прекрасно! Я подумаю над твоим предложением. Только никак не пойму, за что ты ненавидишь меня? Я просто хочу подружиться.

Харо шагнул к ней, оказавшись так близко, что она вздрогнула от неожиданности и вжалась в стену. Отлично, вот что должен был увидеть ещё с первого дня: страх. Она боится его, а это уже больше походит на правду. Что ж, принцесса, самое время отказаться от своей глупой затеи.

— Разве я похож на подружку, с которой можно сплетничать и делиться этими вашими девчачьими секретиками?

На лице Ровены проскользнуло замешательство, которое быстро сменилось ироничной усмешкой.

— Надо же! — с наигранным удивлением воскликнула она. — Да ты говорить научился!

Он недоумённо нахмурился. Что-то явно пошло не по плану. Разве она не должна испугаться? Ну или хотя бы разозлиться?

— Что вам от меня нужно, принцесса?

— Ты, Сорок Восьмой, — выпалила она. — Ты и твоя преданность. Думаешь, я отказалась от своих планов? Поверь, всё ещё впереди! Ты нужен мне, слышишь? Ты нужен мне как верный друг и помощник.

— Почему я? У вас вся казарма в распоряжении. Выбирай — не хочу.

— Я уже говорила и повторяться не собираюсь, — отрезала Ровена. — Если тебе так претит моё общество, поступим иначе: ты прослужишь мне до конца зимы и после сам решишь, что делать дальше. Заставлять тебя не стану, даже наоборот, попрошу Восемьдесят Третью вернуть Морока, если захочешь.

Звучит неплохо. Во всяком случае, какое-то подобие выбора она дала. Потерпеть пару месяцев можно, главное не вестись на эти её ужимки.

— Договорились.

— Только с одним условием, — добавила она. — Сделай милость, будь со мной хотя бы чуточку приветливее.

Приветливее — это как? Руки целовать, как тот хмырь? Не дождёшься, девочка.

— Постараюсь.

Дружелюбно улыбнувшись, Ровена протянула руку. Он настороженно покосился на хрупкую ладошку.

— Обычно договор скрепляют рукопожатием, — пояснила она, заметив его замешательство.

Он аккуратно коснулся ладони и слегка сжал тонкие пальцы.

— Рада, что мы наконец нашли общий язык. Доброй ночи.

Дверь спальни притворилась, оставив его наедине с пустым коридором. Протянуть бы оставшиеся месяцы и не поддаться. Со временем увидит, что бесполезно, и отстанет от него. Таким игры быстро надоедают.

В конце коридора послышались шаги. Морок. Караул на сегодня окончен. Из-за праздника всё перемешалось к чертям собачьим.

— Ну как? — Двадцать Первый поправил маску, насмешливо щуря глаза. — Повеселился?

— Не заметно?

— Да по твоей роже и без маски не поймёшь. И что она в тебе нашла?

— Мою неотразимость.

— Ага. От твоей неотразимости даже зеркала трескаются.

— Тебе часом клыки не жмут?