Как же с этими женщинами тяжело…

И дело даже не в том, что она – из Америки, подпоручик мог не сходя с места назвать десяток исконных и посконных русачек, которые вели себя точно так же.

Женщины – существа непредсказуемые. И общаясь с ними, ты НИКОГДА не угадаешь, что тебя ждет в следующий момент.

Не то чтобы договорившись о встрече с неожиданно позвонившей ему американкой, он сразу же начал строить планы, включающие в себя, как изящно выражались в арабских сказках, «переплетение ног», но, если как на духу… Какие еще мысли могли возникнуть у молодого человека, которому звонит женщина, пусть и старше него на десять лет, но очень, ОЧЕНЬ хорошо сохранившаяся? Да и ее поведение до самого ресторана…

Юля кокетливо смеялась, бросала на него интригующие взгляды, пока они ехали в пролетке, она не имела ничего против того, чтобы он держал ее за руку, поглаживая тонкие пальцы, не протестовала, когда он приобнял ее за плечи. Она шутила, смеялась, и ее легкий акцент делал эту женщину только еще более очаровательной. Подпоручику все больше и больше казалось, что сегодняшний вечер – и ночь – обещают быть волшебными…

До того самого поцелуя.

Он придвинулся ближе, оборвав на середине путаный рассказ об одном из своих друзей, провел закрывшую глаза Юлю по волосам, коснулся губ губами…

В первую секунду она дрогнула, отвечая, но только на секунду. Подпоручик продолжил поцелуй, уже понимая, что ничего не будет, что никакого ответа больше нет и по ощущениям он целует теплую статую.

– Джулия? – Да, она представлялась Юлей, но ему понравилось называть ее на американский манер.

Она расплакалась.

Слезы текли и текли, вместе с горькой жалобой на мужа, который… а она… а он… она думала… что сможет… что получится… а она не может… не получается…

Петр гладил по вздрагивающим лопаткам женщину, заливающую слезами его мундир, и думал о том, что Торопецкий наверняка не стал бы жалеть плачущую Юлю, а сумел бы повернуть дело так, что она оказалась бы сегодня в его постели.

Как хорошо, что она позвонила не Торопецкому…

Измена мужу «в отместку» никогда не сделала ни одну женщину счастливее. И он, подпоручик лейб-гренадеров, не сделает ее счастливее. Так пусть она хотя бы не станет еще более несчастной.

Излив душу, Юля встала. Аккуратно вытерла глаза, стерев размазавшиеся тушь и помаду.

– Так. Все хорошо. Мы справимся. Мы стойкие. Живучие. Мы – ньюйоркцы. Мы справимся!

Она посмотрела на Петра, внезапно крепко обняла его за шею и поцеловала в губы:

– Спасибо вам, поручик. Если бы не вы…

Она не закончила и убежала.

Поручик сидел и смотрел на комок салфетки. Затем нервно дернул подбородком:

– Официант! Водки!

Как же тяжело с женщинами…

Что-то холодное коснулось сердца Юли, когда она взялась за ручку двери в квартиру. Какое-то ледяное предчувствие.

«Руслан? Что-то с Русланом?»

Перед глазами мелькнула смерть, вошедшая под видом двух газетных статей. Тут же перед мысленным взором превратившихся в короткую заметку «Вчера в подъезде собственного дома ударом ножа был убит инженер Р. А. Лазаревич…».

Юля, испуганная собственными мыслями, вбежала в квартиру. Тишина. Никого. Только из спальни падает узкая полоса света и доносятся тревожные голоса. Она бросилась вперед, стуча каблуками по паркету.

Она была уже готова увидеть все что угодно, любые ужасные картины, но только не то, что увидела.

Незнакомый человек, худой, гладковыбритый, в пенсне – доктор? – заканчивал бинтовать запястья белой как мел Анечки, лежащей на кровати. Рядом стоял на коленях Руслан, прижавшийся лбом к узкой ладошке дочери. В углу сидел на стуле смутно знакомый человек, выглядевший немного виноватым.

– Что случилось?! – Юля отчаянной тигрицей бросилась вперед, к дочери, коря и проклиная себя за то, что оставила ее одну.

– Мамочка, ты же не будешь меня ругать? – Аня прошептала еле слышно, болезненно-слабым голосом.

– Господи, Анечка, да за что?!

– Я просто не хотела вам мешать… Вам и без меня тяжело…

– Аня, о чем ты говоришь?

Отодвинутый в сторону доктор поглядывал на коленопреклоненных родителей, спокойно капая в стакан жидкость из темной бутылочки.

– Это я виноват. – Голос Руслана был сух и даже спокоен, но лица он не поднимал. – Я, это я сказал Анечке, чтобы она не мешала мне. Я забыл… Я забыл о семье, о дочери, о тебе… Нельзя, никогда нельзя забывать о родных… Даже ради самого важного… Потому что нет ничего важнее семьи.

Юля поднялась на ноги. Чуть ли не в лицо ей уткнулся стакан, остро пахнущий валерьянкой.

– Выпейте, – хладнокровно произнес доктор.

Юля опрокинула стакан, как бокал со спиртом.

– Доктор, что здесь произошло?

– Ваша дочь пыталась перерезать себе вены бритвой.

– ЧТО?!

Доктор поймал ее в прыжке и отстранил от кровати:

– Не волнуйтесь. Покончить с собой – совсем не такое простое дело, как кажется неопытным гимназисткам. Хотя в последнее время это стало модным. Декаденты-с… Кровь свернулась раньше, чем потеря ее стала фатальной. Выпейте еще.

Юля выхлебала еще один стакан. Перед ее глазами стояла страшная картина: ее дочь, лежащая на полу в черной луже крови.

Это из-за нее… Все из-за нее… Если бы она не занялась только своими чувствами и переживаниями, она смогла бы понять, что Аня последнее время становится все более и более замкнутой и молчаливой… Если бы она сегодня не усвистала на свидание, то смогла бы, смогла бы…

Слез не было. Похоже, на сегодня лимит был исчерпан.

Смутный знакомец в углу кашлянул и повернулся, скрипнув стулом. Несмотря на свой рост, он ухитрился выглядеть почти неприметным. Но при этом все равно казался знакомым… Юля вгляделась… Протерла глаза, посмотрела еще раз.

Ахнула, стакан выпал из пальцев и разбился.

Слишком много для одного дня, слишком много. Попытка изменить мужу, чуть не погибшая дочь, а теперь еще и оживший покойник в углу.

– Николай Эммануилович?! ВЫ?!