– Для тех из нас, кто интересуется синдромом приобретенной беспомощности, – произносит Мартин, наклоняясь, чтобы снять кандалы с моих лодыжек. – Отсутствие всякого желания избежать боли, бороться или бежать – свидетельство полного успеха моего эксперимента, доказательство того, что Селигман был прав!

Он приподнимается на мыски, совсем рядом с моим обнаженным телом, и освобождает мне запястья; цепи падают на пол как сброшенная одежда.

– Вообрази, какое ликование я испытал в первый раз, когда здесь стояли собаки и по их конечностям пробегал ток? Один прыжок – и они бы избежали боли, но собаки не стали этого делать. Они потеряли надежду на избавление, отчаялись, решили, что не способны повлиять на происходящее. Собаки впали в депрессию!

Произнося последние слова, он дико смеется, а потом смачно плюет мне в лицо, наблюдая за реакцией в моих глазах. Я смотрю прямо перед собой; щеку от его плевка жжет, но я стараюсь подавить это жалящее ощущение.

– Хорошая девочка, – шепчет Мартин.

– Сложи свои крылышки, – говорит мне отец, вдруг вырастающий за его спиной. И Джар тоже здесь, совсем рядом. Я вижу бабочку, отдыхающую на парусном мешке под лучами яркого солнца.

Мы были здесь раньше, уже много раз. Вначале, когда Мартин приводил меня наверх и показывал эту открытую дверь, мне действительно не хотелось бежать. Он был прав. Но сегодня все по-другому. Он снял с меня оковы – впервые после моего бегства в Корнуолл. Хочет показать, что опять все контролирует, и мы вернемся к его экспериментам. Боль, которую он причинил мне на прошлой неделе – в наказание за бегство – была самой сильной. Но он не может меня разлучить ни с отцом, ни с Джаром. Они здесь, рядом!

– Ты знаешь, что делать, – говорит Мартин, кивая на стол, куда он положил аккумулятор и электроды.

Торжествуя и радуясь моей покорности – приобретенной беспомощности – он хочет, чтобы я сама приготовила орудия своих пыток. Я была к этому готова – он и раньше заставлял меня это делать. Я подхожу к столу, пока он проверяет ремни и потолочные крепления. У меня совсем мало времени. Резким движением я вырываю провода из аккумулятора, всовываю их в отверстия штепсельной розетки на стене и тихо переключаю выключатель. Мартин не должен заметить, что я сделала, если только он не наблюдал за мной: световой колодец заложен, свет свечей, при котором Мартин любит проводить свои опыты, очень слаб.

Держа другие концы проводов, я возвращаюсь назад и кладу их на маленький столик, который Мартин всегда подставляет под лежак. Я очень осторожна: слежу за тем, чтобы электроды не соприкоснулись друг с другом и не дотронулись моей кожи. Через пару секунд Мартин велит мне забраться на лежак и присоединить электроды к телу – в разных местах, в зависимости от его настроения. Сегодня я опасаюсь худшего. Правда, сначала я должна смазать электроды проводящей пастой. Мы оба знаем порядок действий. Он всегда одинаковый. Мартин отвинчивает крышку баночки с пастой, оглядывая меня с головы до ног. Неужели он что-то задумал? Может быть, на этот раз разряды тока будут достаточно сильными, чтобы меня убить?

– Вольты, ток, сопротивление, помнишь? – говорит отец.

– Я никогда не разбирался в физике, – тихо-тихо добавляет Джар.

Я поднимаю глаза – они оба исчезли. Теперь я одна и я знаю, что нужно сделать.

* * *

Обойдя ангар сначала сзади, друзья заглянули в окно. Помещение внутри напоминало покинутый офис. Камер видеонаблюдения не было видно. И никаких признаков того, что это строение кем-то использовалось, а не пустовало годами. Они вновь замерли, прислушиваясь. К чему? К Розиным стонам? В нескольких ярдах от ангара Джар заметил в траве какой-то предмет. Это старый аккумулятор. А вон еще один… И еще один… Их не меньше десятка! Тащить и везти их на велосипеде обратно домой тяжело – Мартин просто выбросил их, когда они отслужили свое. Джара вдруг охватила злость. И тут он вдруг чувствовал на своем плече руку Карла:

– Мы с тобой, дружище.

* * *

«Я делаю это за всех животных, которых он когда-либо мучил», – говорю я себе. Но я знаю: я делаю это и ради себя, ради отца, ради Эми, ради Джара.

– Надень маску, – велит Мартин. – Ты забыла про маску!

Он протягивает мне черную кожаную защитную маску с зашитым отверстием для рта – ту самую, которую я надевала уже столько раз и в кожу которой я вцеплялась зубами, чтобы облегчить боль.

Я поворачиваюсь на лежаке и пытаюсь завязать маску на затылке.

– За тобой поухаживать? – язвит Мартин, словно я надеваю пальто.

Я мотаю головой. Маска надета. Теперь осталось только дотянуться до электродов, лежащих подо мной на столике. Готово. Как только я беру электроды, он ногой – как палач табурет – вышибает столик из-под лежака. Я прикрепляю электроды: сейчас он подключит аккумулятор.

– Готова? – спрашивает Мартин.

Я киваю, силясь дышать в маске. Сердце бешено колотится. Момент настал. Я слышу, как молюсь.

– Это новый аккумулятор, полностью заряженный, – говорит Мартин. – Хорошо будет покалывать.

* * *

Передняя дверь в ангар оказалась запертой на замок, как и предполагал Джар. Но чуть в сторонке были сложены штабелями лесоматериалы, наряду со старым сельскохозяйственным оборудованием. И Макс с Карлом уже несли большое бревно. Джар перехватил у Макса один конец, и вместе с Карлом они раскачивали бревно и ударяли им по двери – рядом с замком. Звук удара разносился по всему аэродрому. Назад пути не было. Они снова и снова ударяли бревном по двери, пока она не треснула. И Макс вышиб ее ногой внутрь.

– Вход в лабораторию спрятан за шкафом для документов, – сообщил Джар.

Но в помещении таких шкафов было штук пять. У некоторых дверцы открыты, у других заперты.

– Сюда, – позвал Карл. Друзья бросились к шкафу в дальнем углу. Все его ящики были закрыты, а за шкафом на сером линолеумном покрытии пола виднеется панель с предохранительной защелкой. Линолеум рядом был весь исцарапан – значит, шкаф много раз передвигали.

Джар, не колеблясь, нагнулся и снял защелку. А потом начал тянуть панель на себя, приподнимая ее с помощью Карла.

В нос им бил жуткий и странный запах – прогорклая смесь спертого воздуха, экскрементов и чего-то еще, что напоминало Джару больницу. Или такой запах витал в морге, куда они с отцом ходили на прощание с мамой? Макс достал запятнанный носовой платок и приложил его ко рту. Карл бросился к выходу – его тошнило. Прикрыв рот и нос рукой, Джар полностью отодвинул панель. Внизу – темнота. Но в этой темноте проглядывалась верхняя ступень железной лестницы.

– Я спускаюсь вниз, – заявил Джар.

– На, возьми, – протянул ему носовой платок Макс.

Джар взял его, повернулся и начал нащупывать ногами ступени.