Праздник 1 Мая 1966 года мы встретили в редакции и типографии вместе с семьями – оказалось, что здесь так издавна было заведено. Утром рано все нарядные, с мужьями-жёнами, детьми собрались в редакции, на столах мигом расстелилась скатерть-самобранка с пирогами и прочими домашними праздничными угощениями, бригадир типографии Гольцов из своих сокровенных запасов достал заранее купленный в аптеке чистый медицинский спирт, который мы обычно покупали там для промывки линотипных матриц, сообща дружно позавтракали и с песнями под гармошку влились в такую же празднично весёлую колонну демонстрантов, с флагами и транспарантами проходящую мимо редакции к месту митинга возле поселкового дома культуры.

А сразу после праздника случилось то, что, видимо, ещё изначально, хотя и не гласно, подразумевалось с самого моего приезда в Ольгу: у газеты появился редактор, потеснивший моё право подписи на второй план. Это был всё тот же Евгений Степанович Смирнов, снятый с должности редактора, наверное, с год тому назад, и теперь снова возвращён на эту должность решением бюро краевого комитета партии. Не скажу, что меня это очень обрадовало, хотя с моих плеч сразу свалился груз хозяйственных забот, но я уже как-то свыкся с редакторскими обязанностями, а, помня рассказы о его довольно вздорном характере, даже предположил, что мне с ним будет очень трудно сработаться. Однако и тут мои опасения не оправдались: с первого дня он принял меня вполне доброжелательно, и я без каких-либо трений с ним благополучно проработал до середины следующего года.

Но беда пришла совсем с другой стороны, откуда её уже и не ждал, успокоившись. Десятого мая, во вторник, мы получили письмо от отца: мать серьёзно больна, лежит в больнице. А 13 мая, в пятницу, в девять вечера позвонили с телеграфа и зачитали срочную телеграмму от отца: «Приезжай хоронить мать. Если не можешь приехать, вышли денег». Засобирались сразу. Редактор уже знал, что у меня мама серьёзно больна – я ему ещё накануне рассказал о письме отца. Поэтому не стал возражать о моей отлучке на несколько дней, даже дал команду бухгалтеру выдать мне неурочный аванс. А как ехать? Дожди, холодно и слякотно – самолёты во Владивосток не летают, а теплоход придёт только 15 мая. Позвонили в автоколонну местных строителей, и там тоже пошли навстречу. Утром 14-го к нашему дому подкатил грузовик с большим кузовом – шёл за грузом до железнодорожной станции Варфоломеевка. Совсем уже не помню, какой марки была та самая машина ненашенского производства, но кабина у неё была просторная, и мы втроём свободно разместились рядом с водителем. Так и добирались до Лесозаводска на перекладных, но успели вовремя…

Все заботы о похоронах взял на себя отец. Ему помогли друзья по прежней работе на узле связи, соседи, знакомые. Последний приют у моей мамы оказался на всегда сухом песчаном и зелёном островке недалеко от городского района Новостройка. Отец потом установил там прочную металлическую оградку и сваренный из такого же гранённого при прокате металла памятник-пирамидку, а по четырём углам могилки внутри оградки посадил по деревцу маньчжурского ореха. А через одиннадцать лет на этом же кладбище, в октябре 1977 года, мы с Ириной Васильевной уже хоронили моего отца. Рядом с мамой его похоронить не удалось, потому что вокруг её могилки вплотную поселилось на вечный покой уже много других горожан Лесозаводска. Была осень, и могилка мамы была просто усыпана спелыми орехами. По примеру отца я их набрал с десяток и зарыл в землю вокруг могилы отца. Но когда летом 2007 года мы уже твёрдо решили переезжать на постоянное место жительства к детям в Москву и приехали снова в этот город, чтобы на прощание установить родителям новые памятники, мы не смогли уже найти могилку отца, хотя по нашим прикидкам она была где-то совсем рядом. За тридцать лет неузнаваемо изменился пейзаж на этом кладбище – здесь поднялся прямо могучий-таки лес, и среди деревьев было много маньчжурского ореха самых разных возрастов, вполне возможно, что они поднялись от плодов четырёх просто громадных деревьев, выросших вокруг маминой могилки. Только по ним мы и нашли мамину могилку, а вот отцовскую так и не смогли: кругом были одинаковые оградки и памятники со сбитыми местными вандалами дощечками с фамилиями усопших. Тогда мы посоветовались со священником отцом Сергием в Лучегорске, и он убедил нас в том, что если на одном кладбище и совсем рядом, то в такой ситуации можно установить один общий памятник только на одной могилке, о принадлежности которой нет никаких сомнений. Так мы и сделали…

5.

В Ольгинском районе я проработал всего два неполных года, но для меня это была хорошая практическая школа. Скоро я убедился, что в райкоме партии мне больше доверяют, чем реабилитированному недавно редактору Евгению Смирнову. Не знаю, чем он провинился так, но тем не менее мне, например, пришлось участвовать в работе краевого партхозактива или пленума крайкома партии, не помню уже, а также побывать уполномоченным райкома партии во время выборов на избирательных участках в сёлах Щербаковка и Моряк-рыболов, а редактор почему-то оставался «на хозяйстве». Но я не заморачивался на этих нюансах и просто продолжал работать.

Здесь, в Ольгинском районе, я продолжал сотрудничать с краевой газетой «Красное знамя». Это была крупнейшая партийная региональная газета в СССР, выходила форматом «Правды» шесть раз в неделю, разовый тираж каждого её номера в 60-80-е годы доходил до 350 тысяч экземпляров. Таких многотиражных газет в стране можно было по пальцам перечесть, а в Восточной Сибири и на Дальнем Востоке вообще больше не было. Особой гордостью журналистов этой газеты было то, что первый номер её вышел 1 мая 1917 года, и старше её по возрасту в Стране Советов была только газета ЦК КПСС «Правда», первый номер которой вышел 5 мая 1912 года, в честь чего в советское время был учреждён профессиональный праздник день Советской печати. Из периода моей работы в Ольге у меня сохранился только один материал, написанный для газеты «Красное знамя», да и то это была машинописная копия оригинала, отправленного в газету: в левом верхнем уголке первой страницы моей рукой была приписка зелёными чернилами – «Ноябрь 1966 г. Бардашенко Адольфу». Как я писал уже выше, мы с ним вместе поступали на отделение журналистики в 1960 году: меня не приняли, поскольку у меня не было публикаций в газете, а он, уже имевший печатные работы в какой-то из газет, прошёл и по окончании университета стал работать в «КЗ». Вот этот давний материал:

ОБИДА

От села Фурманово до седого Сихотэ-Алиня рукой подать. Вот уже пятьдесят шесть лет