Мы продвигаемся вперед в очереди, протискиваясь между восторженными туристами, без умолку болтающими об экзотическом приключении, которое им посчастливилось пережить. Мы садимся в самолет и украдкой оглядываемся по сторонам в страхе увидеть представителей власти в зеленой форме. Луис просит меня занять место у прохода. Он сжимает подлокотники своего кресла с такой силой, что костяшки пальцев белеют. Я понимаю, что он никогда раньше не летал на самолете.

Насколько сильно изменится его жизнь?

Минуты ожидания кажутся бесконечными. Мы сидим в креслах и ждем, когда самолет тронется с места, разгонится, оторвется от земли и мы взмоем в небо.

У меня странное чувство – я путешествую уже очень давно, но сейчас так волнуюсь, что не узнаю себя. Наконец самолет начинает отъезжать от здания аэропорта, и мой пульс становится ровным, а дыхание замедляется.

И вот мы уже в воздухе, Куба позади, а впереди Майами, там вдалеке, за океаном.

Я лечу домой.

Мы приземляемся на Антигуа, где нас уже ждет корпоративный самолет отца. Мне пришлось по максимуму использовать свое влияние на семью, чтобы добиться этого. Я возношу тихую молитву и благодарю Лючию за то, что она не отказала мне в помощи. Я в большом долгу перед ней за это, хотя догадываюсь, что она наверняка получила огромное удовольствие, помогая тайно вывезти незнакомого мужчину с Кубы. Эта история очень скоро превратится в одну из тех, что становятся семейными легендами – их рассказывают на рождественских ужинах и совместных бранчах. У моей семьи есть свои недостатки, но если вы – один из нас, если в ваших жилах течет хоть капля крови Переса или Ферреры, то родные будут готовы пойти на все ради вас.

Через несколько часов мы прибываем в Майами, и я в полном оцепенении заполняю все необходимые документы. Луис молчит, с любопытством оглядываясь вокруг и прислушиваясь. Я чувствую себя немного неловко из-за частного самолета, из-за роскоши нашего дома, но все это не важно по сравнению с тем, что нам удалось сделать.

Семейный юрист ждет нас вместе с иммиграционным адвокатом, с которым Лючия связалась по моей просьбе. Когда мой прадед приехал в Соединенные Штаты в 1959 году, он поставил перед собой задачу восстановить свое состояние, завоевать для себя и своих дочерей место в высшем обществе Палм-Бич, добиться внимания политиков. Возможно, его подстегивал образ его мертвого сына, лежащего на земле перед нашим домом, а может быть, он руководствовался необходимостью защитить свою семью, понимая, что все, что он построил и достиг, может быть украдено у него в одно мгновение, если произойдет смена правительства. На протяжении многих лет наша семья, следуя принципам кубинского прагматизма, одинаково поддерживала и кандидатов от республиканцев, и кандидатов от демократической партии.

Мой отец обратился к высшему руководству страны с просьбой разрешить Луису въезд в страну без визы. Пока это временное решение, что будет дальше – мы не знаем, но на первое время этого достаточно, а потом что-нибудь придумаем.

Еще совсем недавно подобное казалось невозможным, но все меняется – отношения между Кубой и Соединенными Штатами, договоренности, соглашения – и сейчас наши страны стоят на пороге чего-то нового и неопределенного.

Как только мы разберемся с предварительными иммиграционными вопросами, мы будем свободны. На ближайшие недели у нас запланировано очень много дел – нужно обустроить Луиса, встретиться с его адвокатом, чтобы согласовать дальнейшие шаги, найти ему работу, жилье – я не знаю, захочет ли он жить со мной. Очень много препятствий, которые нам нужно преодолеть, но в основе всего лежит главный принцип любого кубинца, проживающего в Соединенных Штатах: «Во что бы то ни стало я должен помочь этому человеку обрести новую жизнь здесь, так же как когда-то помогли мне».

Мы добираемся до моей машины, стоящей в гараже, садимся в нее, и я начинаю плакать. Слезы текут по моему лицу, и я не сразу понимаю их причину. Я испытываю печаль и облегчение.

Я думаю о своей бабушке. Думаю о бабушке Луиса, которую мы оставили. Думаю о дедушке, которого не успела узнать ближе. Думаю о родственниках, живущих в Гаване, с которыми так и не смогла познакомиться. Думаю о доме, который, возможно, больше никогда не увижу. Думаю о боли, которая поселилась в душе Луиса и которую, возможно, он будет испытывать всю оставшуюся жизнь.

Луис обнимает меня и целует в губы.

Теперь ему предстоит узнать так много нового…

Мы носим образ нашего дома с собой в сердцах, наполненных надеждой. В нашей жизни так ее много.

Когда Фидель умрет, мы вернемся. Вот увидишь.

Следующие три дня мы проводим в моем доме в Корал Гейблс, не вылезая из-под большого пухового одеяла. Все это время я старательно избегаю телефонных разговоров с моими многочисленными родственниками. Мы с Луисом до сих пор не можем приспособиться к новой жизни, и каждый из нас продолжает по-своему скорбеть. Но проходят три дня, и я чувствую, что уже готова отправиться на поиски последнего недостающего кусочка головоломки.

Когда я была маленькой, рядом со мной всегда была та, кто никогда ничего от меня не скрывал и всегда говорил мне только правду. Когда я начала интересоваться мальчиками, именно она рассказала мне о сексе. Когда у меня возникали вопросы о причинах развода моих родителей и о новой женщине, которая появилась у моего отца, именно она дала мне необходимые объяснения.

Я говорю о своей двоюродной бабушке Беатрис – хранительнице семейных тайн.

Сегодня она живет в поместье в Палм-Бич, которое, по слухам, подарил ей бывший любовник. Будучи богатой наследницей, она легко могла бы сама купить особняк площадью в семь тысяч квадратных метров, но я думаю, что ей доставляет удовольствие бродить по комнатам своего огромного дома и предаваться воспоминаниям о бурной молодости.

Если бы стены могли говорить.

Я оставляю Луиса одного в моем доме – ему нужно время, чтобы познакомиться со всеми нюансами новой жизни, а сама еду в Палм-Бич.

Беатрис открывает дверь, и меня окутывает облако духов от Шанель. Она одета в цветастую рубашку – у меня есть такая же, но в другом оттенке. Должна признать, что на ней рубашка смотрится гораздо лучше. Внешне Беатрис выглядит лет на десять моложе своего возраста. Ее темные волосы собраны в эффектный пучок, в ушах – серьги-пусеты с крупными бриллиантами. Те же самые серьги были на ней, когда ее фотография украшала выпуск Vanity Fair много лет назад. В определенных кругах Беатрис – настоящая легенда.

Она приветствует меня поцелуями в обе щеки, прежде чем делает шаг назад.

– Входи, входи.

Когда Беатрис говорит, то активно жестикулирует, и мое внимание привлекает желтый бриллиант на ее безымянном пальце. Еще один подарок, еще один любовник.

– У Дианы сегодня выходной? – спрашиваю я.

Ее давняя экономка – такой же член семьи, как и любой из нас. Теперь, когда моей двоюродной бабушке уже под восемьдесят, они с Дианой стали подругами на старости лет.