И все же ему удалось усыпить бдительность следователей. Около двух часов ночи он сказал, что готов признать свою вину. Его усадили за стол, положили перед ним лист чистой бумаги, и он начал писать: “В Комитет государственной безопасности СССР. Объяснение. Я, Огородник Александр Дмитриевич, признаю…” Закончив лишь первую строчку, он что-то сделал с авторучкой – и вдруг откинулся на спину, захрипел и стал сползать со стула. Вызвали “скорую”. Однако все попытки спасти его не увенчались успехом. Примерно в 4 часа утра врачи зафиксировали смерть.

Провал, ставший победой

Бояров, руководивший операцией, вынужден был признать происшедшее как серьезный провал. Естественно, за ним последует целый набор неприятностей – объяснения, выговор, приказ о несоответствии должности, но самое обидное – упрек в непрофессионализме. И все это правильно, потому что он руководитель и за все в ответе.

Позвонил Григоренко, начальник управления, попросил зайти. Выслушал внимательно ночную “сагу”, поинтересовался, грустно улыбаясь:

– Ну, чем мы можем порадовать нашего шефа, кроме твоего печального рассказа?

– Перспективой, – мрачно ответил Виталий. – У нас в руках шифры, связь с американцами, можем получать от них инструкции и поддерживать тайниковую связь. Можно организовать радиоигру, вывести американского разведчика на связь и во время тайниковой операции провести его задержание.

– А вот это уже интересно, – оживился Григоренко. Радиоразведигры были его коньком. Еще во время войны он организовывал их в рамках фронтовой разведки, выманивая агентов германского абвера с целью их захвата или уничтожения.

Не успели обсудить до конца план игры с американцами, как раздался звонок из секретариата Андропова. Шеф приглашал “на ковер”. Вопреки ожиданиям, Андропов оказался совсем не в таком дурном настроении, как можно было предполагать. Внимательно выслушал рассказ о самоубийстве Огородника, прервал лишь в одном месте – попросил не вдаваться в детали. План продолжения игры с американцами выслушал, не перебивая, и тут же подвел итог:

– Что ж, поздравляю, агент противника обезврежен, и это очень важно. Что касается разоблачения американского разведчика, то полагаюсь на ваш высокий профессионализм. Одна только просьба: все должно быть на самом высоком правовом уровне.

Обстоятельства, столь смягчившие приговор, Боярову и Григоренко не пришли в голову. А они были таковы. Огородник ухаживал за дочерью секретаря ЦК КПСС Русакова. Строились даже планы о браке. Для Русакова любое упоминание его имени, а тем более его дочери и жены на процессе предателя было бы серьезным ударом со стороны госбезопасности, а значит, со стороны Андропова, которого и без того не очень жаловали члены Политбюро.

Был еще один серьезный фактор. Шпион под боком старейшего члена Политбюро, министра иностранных дел Андрея Громыко, который любил подчеркнуть, что сотрудники его министерства предательством не грешат!

Андропов ясно представлял себе, что любой судебный процесс – это трибуна и для самого обвиняемого. Огородник на процессе вполне мог поведать много интересного и о своих связях личного порядка, и о порядках в Министерстве иностранных дел. К тому же Громыко ориентировал внешнюю политику СССР прежде всего на США. При любом повороте событий он всегда имел в запасе непотопляемый аргумент: “А стоит ли нам понапрасну раздражать американцев?”

Так что громкий судебный процесс мог серьезно подорвать престиж Русакова и Громыко. В планы Андропова не входило приобретать в их лице врагов.

Виталий Бояров позже придет к выводу, что трагическая развязка в деле Огородника устроила даже Соединенные Штаты. Американский посол в Москве Тун явится в МИД СССР, принесет свои извинения и выскажет настоятельную просьбу не предавать случившееся гласности, “что будет высоко оценено правительством Соединенных Штатов Америки”». (13)

Ну, и где же в прочитанном эпизоде мы наблюдаем элементарный профессионализм в действиях сотрудников 7-го Управления (службы наружного наблюдения), осуществлявших физический, силовой захват объекта, контрразведчиков Второго Главка, представителей Следственного отдела КГБ? Я уже не говорю о степени профессионализма набежавшего туда отовсюду начальства…

Он находится примерно на том же уровне, что и у генерала армии Ковалева, бывшего в советские времена работником «пятой линии» вначале в райотделе КГБ, а затем в Управлении КГБ по городу Москве и Московской области. Именно он гораздо позднее пытался, как говорится, на святом духу доказать своим коллегам по работе в Государственной Думе, в том числе и мне, что Огородник не от содержимого проглоченного им потайного контейнера в полученной в качестве «дара» от американцев авторучке помер. Сердце, видишь ли, от избыточного волнения хлопца подвело – скоропостижный инфаркт с ним якобы приключился. Мол, в бытность его руководства ФСБ ему об этом медики (?) докладывали вполне официально…

Даже комментировать не хочу эти пустые высказывания бывшего главы основного контрразведывательного ведомства страны и депутата Государственной Думы. Ибо я сам, своими собственными глазами читал подробные служебные отчеты и самые различные объяснительные рапорты высоких должностных лиц КГБ, организовывавших эту провальную операцию и принимавших в ней личное участие. Лучше бы они в ней не участвовали и не мешали рядовому оперсоставу делать свое дело …

Те, кто лично знали Огородника, в своих оценках были единодушными: крепкий, физически хорошо развитый здоровяк, спортсмен, воспитанник Ленинградского нахимовского училища, где хлюпиков отродясь не наблюдалось по определению. Да к тому же еще и реальный кандидат на руку, сердце и иные прелести дочери члена высшего политического руководства страны, без двух минут полноправного члена номенклатурной семьи, подступиться к которой, как я уже имел возможность повествовать ранее по несколько иному поводу, даже «длинным рукам КГБ» было бы затруднительным, так как они сразу же становились «короткими»…

Думается, уровень профессиональной подготовки Н. Д. Ковалева, отражающий его реальный, а не «припудренный» борзописцами, «чекистский бэкграунд» тогдашнего руководителя ФСБ РФ, ярко проявился во время трагического эпизода, произошедшего аккурат в «день чекиста» у Посольства Швеции в Москве. Как, впрочем, и фактическая степень оперативно-боевого мастерства многих сотрудников очень знаменитого, но на сегодняшний день ставшего чрезмерно, до неприличия разукрашенным рекламным лубком спецподразделения «Альфа», принимавших вместе с погибшим тогда начальником штаба группы, Героем России Анатолием Савельевым, светлая ему память, участие в спецоперации по освобождению шведского дипломата.

Большие чекистские начальники совершили тогда огромную и непростительную для себя ошибку, допустив прямую трансляцию в телеэфире хода операции по освобождению захваченного в качестве заложника советника по экономике Посольства Королевство Швеция в России Яна-Улофа Нюстрема и по нейтрализации террориста Кобякова, проходившей на Мосфильмовской улице в Москве аккурат в юбилейный День чекиста.

Если то, что я, как и миллионы других телезрителей, собственными глазами лицезрел тогда по телевизору, представляло собой, по оценке руководителя ФСБ России, «операцию высочайшего уровня», то беспорядочная пальба пьяных махновцев в фильмах о гражданской войне, даже