Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Нам уже известно, что героин и кокаин поступают в Квебек по воде, – сказал Бовуар. – Перекрыть этот канал практически невозможно.
Гамаш кивнул:
– Предположим, наркотик выгружают в Бэ-Сен-Поле, отвозят в колонию Ноу Мана в лесу…
– И тогда понятно, почему они обосновались в лесу, – подхватил Бовуар, – а не на берегу реки, как обычно селятся другие художники. Им не требовался пейзаж – они искали уединения. И чтобы можно было заранее знать о приходе незваных гостей.
– Ноу Ман принимает груз и расфасовывает. Люк Вашон отправляет посылки на юг – они замаскированы под картины Ноу Мана. Но на самом деле в тубусах порошок.
Святой Лаврентий – не только жизненная артерия, но еще и способ доставки грузов. Для всех видов незаконной деятельности, включая продажу тяжелых наркотиков.
– Может быть, сам Ноу Ман и пустил слух о секте, – сказал Бовуар. – Чтобы любопытные не совали нос. Но потом тот коп начал проявлять к ним интерес, и Ноу Ман прикрыл лавочку и уехал еще дальше. В Табакен. Там глушь. Уединение. Никто за тобой не следит.
Гамаш поменял позу, чувствуя себя неудобно на жесткой скамейке.
Он не питал иллюзий. Если Ноу Ман занимался в Табакене именно этим, то их по прибытии могли ждать неприятные сюрпризы.
Его страхи, призрачные, пока он оставался в Трех Соснах, обретали реальные очертания. Воплощались в жизнь. И приближались. Вот что происходит, когда ты выходишь в большой мир.
«Храбрый человек в храброй стране». Легко быть храбрым, когда храбра страна. Но если она не храбра? Если она коррумпирована, карикатурна, алчна и склонна к насилию?
И что случится, если она ждет их? Знает об их приезде?
– А Шартран? – спросил Бовуар. – Он тут с какого боку?
– Уважаемый галерист со связями по всему миру? С безупречной репутацией? – уточнил Гамаш. – Кто может координировать действия лучше, чем такой человек?
Такая гипотеза подходила для Шартрана, но как быть с профессором Мэсси?
Какую роль играл он? А он, конечно же, был как-то вовлечен в это, иначе зачем бы ему лететь в Табакен.
– Что, если Ноу Ман занимался наркобизнесом еще во времена работы в колледже? – вслух подумал Гамаш. – А Мэсси его подозревал, но ничего не мог доказать.
Возможно, подобно Карлосу Кастанеде, утверждавшему, что кактус пейот подпитывает творчество, профессор Норман продвигал кокаин. Среди студентов, которые готовы были взорвать себе мозг и отобразить результат на холсте.
– Может быть, вот она, десятая муза, – сказал Гамаш. – Кокаин.
Бовуар нервно вцепился в шляпу. Для него это имело гораздо больше смысла, чем какая-то капризная, непокорная, обиженная богиня.
Та, которая убивала ради удовольствия.
А тут – метамфетамин. Или героин. Или кокаин. Троица смертельных наркотиков.
Нечто такое, что убивает ради удовольствия.
– Может быть, Мэсси полетел в Табакен, чтобы наконец разобраться с Норманом? – предположил Бовуар. – Когда он понял, что Питер отправился к Ноу Ману, у него возникло желание защитить своего ученика. Судя по всему, он из таких людей.
Клара и Мирна говорили, что Мэсси напоминает им Гамаша. А Гамаш отправился в ад, чтобы вернуть Жана Ги. Может быть, Мэсси отправился в Табакен, к Колдуну, чтобы спасти Питера. Вернуть его.
Пока у них были одни предположения. Но они выстраивались в логическую цепочку.
Заверещал телефон Гамаша.
– Oui, allô?
– Арман, как проходит путешествие?
– Мы сидим на пляжной палубе. Только что танцевали паровозиком. – Он пытался говорить веселым голосом. – Видела бы ты нашу каюту. Слава богу, бесконечные крещения твоих девяноста семи племянников и племянниц научили меня спать стоя. Это большое благо.
– Иди ты к черту, – рассмеялась Рейн-Мари.
Гамаш посмотрел на нос корабля. Тот пошел вверх, а потом рухнул вниз. Чернильные волны становились все выше. За последние несколько минут ветер усилился, дул прямо им навстречу, словно пытался остановить. Но «Морской волк» шел вперед, рассекая воду, рассекая ночь. Все глубже погружаясь в темноту.
Гамаш знал, куда они направляются, и Рейн-Мари была не так уж далека от истины.
Они поболтали немного о делах в Трех Соснах. Пока они разговаривали, Арман повернулся на скамейке так, чтобы сидеть лицом к корме. И смотреть назад. В сторону дома, который он оставил.
Ночью «Морской волк» останавливался еще в нескольких аванпортах, разгружаясь и высаживая людей, прежде чем двигаться дальше.
К утру они продвинулись довольно далеко. Дороги, деревни и густые леса остались позади. Пассажиры проснулись под серым небом и увидели скалистые берега и бьющиеся о них волны.
– Странное место, – сказала Мирна, которая принесла Арману, стоявшему на палубе, кружку крепкого сладкого чая.
Они облокотились на фальшборт. Прохлада в воздухе не соответствовала летнему сезону. Казалось, будто они обогнали календарь. Здесь у времени были другие правила.
Гамаш отхлебнул чая. Такая заварка ассоциировалась у него с северным побережьем залива Святого Лаврентия. Здесь держали чайник на печке целый день, и искалеченные артритом руки время от времени добавляли в него горячую воду и опускали все новые пакетики, пока чай не приобретал вид какого-то тушеного блюда.
Гамаш выпил не один галлон такого чая, сидя в кухнях в отдаленных рыбацких деревнях, разбросанных по берегу.
– Вы бывали здесь раньше? – спросила Мирна.
– Случалось.
– Вели расследования?
– Да. Это всегда нелегко в закрытых сообществах. Здесь живут гордые, независимые люди. У них до недавнего времени не было даже водопровода. И электричества. Они никогда не просили помощи у властей. Никто из них раньше не получал пособия по безработице. Им и в голову не приходило принять то, что на их взгляд является подачкой. У них свои законы, правила и поведенческие коды.
– Судя по вашим словам, настоящий Дикий Запад.
Гамаш улыбнулся:
– В какой-то мере. Но на самом деле не такой уж дикий. Здесь живут рыбаки. Другое племя. Им хватает «дикости» моря. А когда они дома, то хотят тишины. Народ здесь очень благовоспитанный.
– И все же они убивают.
– Иногда. Они ведь люди. – Он посмотрел на Мирну. – Знаете, как Жак Картье[99] называл эту часть побережья?
– Картье-землепроходец?
– Да, в начале шестнадцатого века. Увидев впервые этот берег, он назвал его «землей, которую Бог отдал Каину».