Какими вдохновленными выглядят актеры, выступающие на открытой сцене на Театральной площади под окрасившимся розовым небом? А счастливые парочки, шушукающиеся под укромной сенью желто-зеленых деревьев?

Да сколько они туда вылили этой дряни?!

Ная волевым усилием заставила себя сосредоточиться, но концентрации хватило всего на пару шагов, а затем ее снова сорвало в неуемный восторг от всего вокруг. И от домов, в окнах которых отражалось солнце, и даже от вот этого мужчины в капюшоне, но с добрым-добрым лицом, черты которого смазывались перед глазами. Он что-то говорил глубоким бархатистым голосом, и его хотелось слушать, и вот они сидят на ступеньке какого-то мостика, и он говорит, говорит, говорит, а рядом никого больше нет, и хочется растянуть мгновение в вечность.

Запястье немилосердно жгло, но жжение больше не ощущалось, оно осталось где-то в обычном мире, в котором не было этого удивительного голоса.

Ладони коснулось что-то холодное, но Ная даже не поняла, что — и разве это важно? В мире не осталось ничего, только здесь и сейчас…

Это не бард — разве они способны так, без инструмента? Он не хочет ничего дурного. И их бард — женщина, а это точно мужчина и совсем не южанин…

Руку словно охватило огнем, и пальцы разжались, выпуская рукоять почти невесомого стилета. Сразу пришла боль, почему-то от груди к животу, и прояснившийся на секунду взгляд выхватил кровь. Много крови.

— Прими, Йорн, добровольную жертву в чертог смерти и надели меня…

Ная дернулась, но упала обратно от скрутившей ее боли. Закатное солнце исчезло и исчез город, сменившись непроглядной темнотой и одиночеством, и только голос остался — уже не такой прекрасный, читающий призыв к Йорн, но вскоре и он растворился в небытии.

Глава 16

Ей снился кошмар.

Наверняка это был именно он — осталось слишком много впечатлений от приема, и разум никак не мог успокоиться, подкидывая новые образы. Переварить такое сразу под силу далеко не каждому.

Весь прошлый день ей просто приснился, не было ни трактира, ни вечернего города, ни странного незнакомца в капюшоне. За окном только занимался серый рассвет, и ничего не успело произойти.

Ная попыталась приподняться, но не смогла и со стоном упала обратно. Нестерпимо болела голова и почему-то грудь и верх живота, на которых она с нарастающей паникой нащупала повязку.

— Не дергайся, — Рой чутко дремал рядом и при первом же движении проснулся, помогая сесть и подкладывая под спину подушку.

— Что случилось? — хрипло спросила она и нашарила на прикроватной тумбочке стакан с водой — в горле пересохло, как после особенно веселой попойки. — То есть, я помню, но не понимаю.

— Тебя опоили наркотиком, подозреваю, конской дозой, чтобы ничего не осознавала. Пироги, кстати, тоже были им политы, судя по запаху, и я точно могу сказать, что таким раньше пользовалась Ильяна, когда не хотела показываться на глазах, но это не южное средство. Но что от тебя хотели, не знаю, тот тип сразу подорвался, когда увидел меня. Предположу, что своеобразная месть.

— Эта настойка с Инеистых островов, ее добавляют в снадобья, которые используются для ритуалов. Усиление дара, что-то вроде, — пробормотала она, сжимая стакан и пытаясь вспомнить, о чем говорил незнакомец. — Йорн, он хотел призвать ее, добровольная жертва имеет большую силу… очередной культист? Их в последнее время много, и Ильяна, если она та самая Вестница, работает с ними. Наверняка я ей подпортила праздник — Крейг жив и цел, разве что его репутация пострадала, и то не факт, и до этого культистам уже переходила дорогу. Повод мстить есть… слушай, а вот это… — Ная ткнула себя пальцем в живот и поморщилась от боли. — Кажется, он хотел, чтобы я себя зарезала. Кажется, я даже попыталась.

— Царапина, хотя глубокая. Жить будешь, — усмехнулся Рой и тут же помрачнел. — Но с образом барда придется завязать. Пока ты спала — больше суток — по городу активно поползли слухи о выловленном из реки на окраине города теле южанки с ножевыми ранами и в пестрой накидке, которая запомнилась всем на приеме.

— Вы кого-то успели убить?

— В том районе и без меня хватает тел. Никому же не нужно портретное сходство, только в общих чертах, и к самому телу никого не пустят, парни постарались.

— Хочу напомнить, мы имеем дело с бардом и… кем-то еще, кто умеет влиять на сознание.

— Это отдельная история, — Рой, убедившись, что ей больше ничего не требуется, лег рядом, заложив руки за голову. — В кабаре я тогда пришел не один — в переулках оставался Глок, ты его видела в «Гроте», наблюдавший за входами. Он проследил за Ильяной.

Ная припомнила скользкого парнишку с развязной речью и передернулась. Но, впрочем, такого легко не заметить в вечерних сумерках, особенно если стремишься как можно скорее оказаться на другом конце города.

— Она встречалась с сообщником, и разговор шел на повышенных тонах. Глок говорит, сообщник долго чихвостил ее за неудачу и за то, что сунулась сама, ко всему прочему, попавшись мне на глаза. Внешность не разглядел, но точно уверен, что человек был в капюшоне. Отличная примета в начале осени… В конце Капюшон заявил, что ей давно надо было быть в столице, там возникли сложности. Допускаю, что он главный как минимум над ней, и через него получится выйти на других культистов. Вряд ли они действовали только вдвоем.

— Значит, мы должны найти и поймать Ильяну и Капюшона. Пустяк.

— Ильяна в столице. По крайней мере, на пути к ней.

Ная, стараясь не обращать внимание на боль, со вздохом перевернулась на бок, чтобы видеть Роя. Внешне он оставался бесстрастным, но то ли свалившиеся на голову новости пробили щит самоконтроля, то ли позволил себе довериться ей — она теперь с пугающей отчетливостью чувствовала, что творится у него в душе. Честное слово, ему поможет только эмпат из жриц какого-нибудь культа — среди них такие часто водятся — который будет целыми днями гладить по голове и забирать на себя все плохое.

— Напомни, это там тебя считают государственным преступником?

— Если ничего не поменялось за пару месяцев, то да.

— И ты собираешься туда один? Не возражай, это простейшая логическая цепочка.

— Что ты предлагаешь? Ильяна опасна не только для Лангрии, — он недоуменно посмотрел сперва на прижатый к его губам палец, потом на Наю.

— Похвальный, но совершенно самоубийственный героизм. Даже не эмпат догадается, что ты винишь себя в ее нынешнем разгуле, а мне и догадываться не надо, я точно