Видал осторожно коснулся лица Валентины.

– Теперь ты мне расскажешь… о Паулосе?

Валентина кивнула. Она часто говорила о Паулосе с Лейлой, но никогда и ни с кем – о той ужасной ночи, когда он погиб. Даже с Эванджелиной. Теперь же она открыла Вида-лу все. Объяснила, каким он был прекрасным мужем, добрым и мягким человеком. Призналась, что, путешествуя с ним по всей Европе, счастливее всего была на маленькой белоснежной вилле на берегах Крита. Рассказала о внезапно налетевшем шторме, погубившем Паулоса. О том, как слишком долго ждала, чтобы понять всю глубину своей любви к нему. Как хотела поклясться, что он для нее всегда был главным, а не тем, кого она выбрала за неимением лучшего.

Видал не произнес ни слова. Ему за многое нужно было благодарить погибшего Паулоса Хайретиса, и сознание этого вытеснило ревность. Он заметил на столике номера снимок Паулоса в серебряной рамке и предположил, что Валентина никогда не расстанется с фотографией. И хотя Видал не был знаком с Паулосом, все же чувствовал, что всегда будет относиться к нему как к другу.

Они заснули, так и не разомкнув объятий, и проснулись с ощущением покоя, который, как думали раньше, навеки для них потерян. И только в одиннадцать часов оба вспомнили наконец о завтраке и газетах.

– О Господи! – охнула Валентина, вскакивая и думая о том, что порозовевшие грудь и плечи обнажены. – Рецензии! Что, если они ужасны?! Что, если критики вовсе не думали аплодировать и посчитали постановку отвратительной?!

В ее голосе звучала такая неподдельная тревога, что Видал рассмеялся.

– Свари кофе, – велел он. – Я пойду куплю газеты.

Рецензии были полны восторженных похвал. Критики единодушно признавали игру Валентины непревзойденной. Она пробегала глазами колонку за колонкой, боясь, что в какой-нибудь все-таки обнаружится недоброжелательный отзыв.

– Довольна? – спросил Видал, весело поднимая брови.

– Да, слава Богу! – благочестиво вздохнула Валентина.

– Надеюсь, ты понимаешь, что никто, кроме Лейлы, не знает, куда ты исчезла? Стена Кеннаузя, должно быть, вот-вот удар хватит!

– Я должна ему позвонить. И поскорее возвращаться в отель, к Александру. Руби, наверное, уже осаждают репортеры, требующие моего появления.

– А я должен быть в Голливуде, – внезапно став серьезным, добавил Видал. – И немедленно поговорить с Карианой. На сей раз не будет никаких недомолвок. Мне все равно, пусть хоть весь чертов свет узнает о том, что мы были любовниками.

Полчаса спустя они уже стояли на тротуаре. Видал ехал в аэропорт. Валентина собиралась взять такси.

– Когда ты приедешь? – спросила она, поднимая голову для прощального поцелуя.

– Почти сразу же после того, как поговорю с адвокатом. Не волнуйся, любимая. Все будет хорошо, обещаю.

Они поцеловались долгим, трепетным поцелуем, не обращая внимания на любопытные взгляды прохожих.

– Я люблю тебя, – прошептала Валентина, когда Видал оторвался от нее. – Люблю. Всегда любила и буду любить.

– Тогда наберись терпения, – сказал он, и его лицо просияло такой свирепой любовью, что казалось совершенно преобразившимся. – Подожди немного. И тогда мы навсегда будем вместе.

Она села в такси и смотрела в заднее стекло до тех пор, пока «Пирс-эрроу» не исчез из вида.

– Отель «Плаза», пожалуйста, – сказала она водителю, гадая, почему ее не перестает терзать неосознанный страх. Ведь все ее мечты исполнились…

Отель действительно осаждали репортеры, фотографы и поклонники, и Стен мерил шагами комнату, схватившись за сердце.

– Где тебя носило, черт возьми? – завопил он, как только ей удалось пробраться в номер сквозь восторженные толпы.

– Я ночевала у Лейлы.

– Господи, да ведь Лейла приходила сюда с самого утра!

Валентина попыталась напустить на себя покаянный вид, но не смогла.

– Прости, Стен, но именно там я и была. Александр протиснулся мимо Стена и бросился в объятия матери.

– Ты видела цветы, мама? Их там сотни! Тысячи! Миллионы! Даже миллиарды!

Валентина, конечно, видела цветы, в которых утопал не только номер, но и прилегающий к нему коридор.

– Прекрати метаться по комнате, Стен. Я вернулась. Спектакль прошел с успехом. Ради Бога, хватит делать вид, что ты на грани нервного срыва, и выпей что-нибудь.

Она налила ему скотч-виски, и Стен с благодарностью взял стакан.

– Ты не понимаешь, в чем дело, – признался он наконец, садясь. – Я думал, вчерашнее волнение не прошло даром и у тебя внезапный приступ амнезии. Что ты не вернешься вовремя к сегодняшнему спектаклю.

– Но, как видишь, я вернулась, – горячо начала Валентина. – И никакой амнезии…

Раздался громкий стук в дверь.

– Я же говорила портье, что мы никого не принимаем, – извинилась Руби, – но люди такие назойливые! Один джентльмен сказал, что пробрался через пожарный вход, а другой поднялся на грузовом лифте!

Снова послышался резкий властный стук, и прежде чем Валентина успела открыть, на пороге появился Дентон Брук Тейлор.

– Валентина, дорогая! Вы были великолепны! Неотразимы!

Таким сияющим Стен еще его не видел.

– Теперь, когда мы добились такого триумфа, я немедленно начинаю готовить новый!

Стен недоуменно уставился на него. Неужели еще одна бродвейская пьеса? Но «Гедда Габлер» еще долго не сойдет с подмостков!

– Хотите выпить, Дентон? – спросила Валентина, наливая себе белого вина.

– Бурбон, пожалуйста, – попросил Дентон.

Глаза Стена сузились. Он знал Дентона не один год, но никогда не видел его в таком приподнятом, дружелюбном, веселом настроении, как сегодня, и справедливо посчитал это недобрым знаком.

– Что вы имеете в виду, Дентон? – с вежливым интересом осведомилась Валентина, думая о своем.

– Фильмы, – объяснил тот, вознагражденный за сюрприз явным удивлением Стена. – Я хочу зарегистрировать компанию на ваше имя. Таким образом, вам останутся прибыли от ваших фильмов, и не все деньги осядут в карманах киномагнатов.

– И кто будет финансировать постановки? – сухо поинтересовался Стен.

– Я, конечно.

– Значит, в этом случае вы окажетесь в роли киномагната? – улыбнулся Стен.

Серые глаза Дентона превратились в льдинки.

– Я пропущу мимо ушей это замечание, хотя уверен, что все вы понимаете, насколько оно неуместно и дурного тона. Я заинтересован во вложении денег в фильмы с участием Валентины и в том, чтобы она получала доходы от нашей сделки.

Стен цинично усмехнулся. Он многое мог бы сказать по этому поводу, но самым мудрым будет держать язык за зубами.