– Доброе утро, – поздоровался Дентон Брук Тейлор. – Что у нас сегодня? Прогон всех четырех актов?

– Да, когда придет Лейла, – кивнул Стен.

– Она уже здесь, – учтиво улыбнулся Дентон. – Это я виноват в ее опоздании. Нужно было кое-что обсудить.

Валентина отвела глаза и снова принялась изучать сцену в полной уверенности, что речь шла об отношениях Лейлы с Рори О'Коннором.

Дентон поднялся на сцену, внимательно присматриваясь к декорациям.

– Скоро он вздумает сам ставить спектакль, – шепнул Стен, подозрительно сузив глаза при виде Дентона, щупавшего тяжелую бархатную скатерть на овальном столе.

– И возможно, это неплохо ему удастся.

Стен поднял брови. Ему казалось, что Валентина осталась равнодушной к ледяному обаянию Брук Тейлора. Лейла выглядела такой же веселой, как всегда.

– Простите за опоздание, Стен. Что сегодня? Прогон? Через пять минут буду готова.

Во время переодевания она, философски пожав плечами, объявила:

– Все кончено. Дентон не слишком огорчился. Просто сказал, что если я люблю кого-то другого, нам лучше не встречаться. – И застегивая пуговицы на рукавах темного платья для визитов, добавила: – Он повел себя совсем не так, как я предполагала. Ни злобы, ни мстительности, ни бешеной ярости. Сказал, что я могу оставить себе все подарки и пользоваться «роллс-ройсом», пока спектакль не будет снят с репертуара.

Валентина облегченно вздохнула. Она не ожидала, что реакция обманутого любовника будет столь великодушной.

– И что теперь? Свадебные колокола?

– Наверное. Я никогда не считала себя великой кинозвездой. И никогда не стану прославленной актрисой. Но Рори будет знаменитым художником. И если я выйду за него, смогу жить в лучах его славы. Пойдем. Пора.

Валентина расправила тяжелый шелк утреннего платья, заранее благодарная за чудо, которое произойдет, стоит ей только ступить на сцену. Боль от потери Паулоса временно вытеснит мука, в которую превратилась жизнь Гедды. Лицо Видала не будет стоять перед глазами, и вместо него ее начнет терзать видение Эйлерта Лёвборга.

Она услышала реплику партнера и шагнула вперед, мгновенно перевоплотившись в Гедду Габлер. Глаза стали холодными, спокойными и ясными. Она женщина, ставшая женой человека, который был ей физически отвратителен. Женщина чувственная и страстная, которой недостает мужества отбросить светские условности и свободно отдаться эмоциям. Женщина, чья жгучая ревность заставит ее уничтожить Эйлерта Лёвборга. Женщина, так запутавшаяся в собственных поступках, что они толкнули ее на самоубийство.

– Доброе утро, дорогая фрекен Тесман, – произнесла она первую реплику. – Какой ранний визит! Это так мило с вашей стороны!

Стен, неудобно скрючившись, сидел перед сценой не шевелясь и не произнося ни слова. Первый акт перешел во второй, затем в третий и четвертый. Увидев искренние слезы на голубых глазах Лейлы при известии о самоубийстве Эйлерта Лёвборга, никто не скажет, будто Лейла Крейн не настоящая актриса; и ни один из тех, кто станет свидетелем игры Валентины в роли Гедды Габлер, никогда ее не забудет.

За сценой прогремел выстрел из бутафорского пистолета, и муж Гедды взвизгнул:

– Она застрелилась! Выстрелила прямо в висок!

Знаменитый английский актер, игравший асессора Брака, человека, своими интригами подтолкнувшего Гедду на роковой поступок, в полуобмороке рухнул в кресло, восклицая:

– Но Боже милосердный! Ведь так не делают!

Эта реплика была последней. В зале воцарилась напряженная тишина. Наконец Стен встал и выпрямился. Шесть недель назад он серьезно подумывал отказаться ставить спектакль. Теперь он знал, что эта постановка будет вершиной его творчества.

– Леди и джентльмены, – торжественно сказал он. – Поздравляю вас! А теперь вернемся к работе. Еще раз начало второго акта, пожалуйста. Гедда и асессор Брак.

Валентина не молилась с того дня, как покинула монастырь. В вечер премьеры, одна, в своей заставленной цветами уборной, она стиснула руки и прошептала:

– О Боже, пожалуйста, сделай так, чтобы я понравилась публике! Ради Паулоса и Александра. – И помедлив, чуть слышно добавила: – И ради Видала.

Она попросила, чтобы ее оставили одну, и отказалась даже от общества Лейлы. Сегодня ей предстоит очень серьезный экзамен по профессиональному мастерству. Театр был переполнен. Все критики города собрались в партере, ожидая увидеть неглубокую, поверхностную игру.

Несколько мучительных мгновений она серьезно сомневалась в своих способностях. Стен Кеннауэй был блестящим режиссером, но не Видалом. В прошлом именно Видал смог добиться от Валентины игры, сделавшей ее знаменитой, заставить выложиться до конца. Теперь же она пытается сделать нечто совершенно новое для нее. Но из-за ее имени и .славы пррвал не останется незамеченным. Об этом узнает весь мир.

Прозвенел звонок, возвещая начало первого акта. Валентина спокойно поднялась. Она может положиться только на собственные силы. Паулос мертв, а Видал навсегда потерян. Ни одного из тех, кого она любила, не будет в зале. Никто, кроме Александра, не окажет ей свою молчаливую поддержку.

В дверь постучали. Пора. Женщина вызывающе вздернула подбородок. Она Валентина. Она может стать кем захочет, а сегодня должна превратиться в Гедду Габлер, дочь генерала Габлера.

Валентина вышла из комнаты с высоко поднятой головой и несколькими секундами позже услышала свой голос, ясный и четкий:

– Доброе утро, дорогая фрекен Тесман. Какой ранний визит! Это так мило с вашей стороны!

Неуемная ревность, горечь, терзания, заживо пожиравшие Гедду, снедали в этот миг актрису.

Стен Кеннауэй заметил, что вся армия враждебно настроенных критиков замерла в изумлении. Сначала они переглядывались, поднимали брови. Но вскоре внимание и зрителей, и критиков, и репортеров было приковано к Валентине. Ее героиня пылала подавляемой сексуальностью. Никто не мог отвести от нее взгляда, словно она превратилась в огромный магнит, притягивающий к себе всех присутствующих. Такой мощной, сильной, тонкой игры не видел даже Стен, и временами он поражался глубинам, внезапно открывшимся в этой женщине.

Когда за сценой прогремел выстрел и Тесман в ужасе взвизгнул, а асессор Брак свалился в кресло и пробормотал заключительные реплики, повисло молчание, показавшееся актерам вечностью. И вдруг зал взорвался аплодисментами, быстро превратившимися в оглушительную овацию. Зрители встали, приветствуя исполнителей, которые кланялись, взявшись за руки. Критики мчались к дверям, чтобы поскорее засесть за машинки. Публика бросала на сцену цветы.

Занавес опустился, поднялся и снова опустился. Аплодисменты становились все громче, и когда почти через полчаса актерам удалось уйти за кулисы, у них в ушах все еще гремели восторженные крики.

– Удалось! Клянусь Богом, мы добились своего! – повторял Стен, обнимая Валентину.