Между тем Гордиан был признан в Риме, а римляне и после его смерти не прекратили свои выступления против Максимина. Волна восстаний быстро прокатилась по всей Италии, обретя те же формы, что и в Африке: это была отчаянная борьба городской буржуазии против солдат и их предводителей, солдатских императоров. Задача сената заключалась в том, чтобы организовать и возглавить эту буржуазию. Пупиен создал армию, для которой Рим и Италия поставляли ему рекрутов и которая дополнялась и поддерживалась городским населением всего полуострова. То, что избранные сенатом императоры могли рассчитывать на безусловную поддержку городов, показывает поведение жителей Эмоны — они сами полностью опустошили собственную территорию, чтобы Максимин не смог запастись у них провиантом, — а также героическое сопротивление Аквилеи, которое решило судьбу Максимина. Таким образом, победа Пупиена и Бальбина оказывалась победой буржуазии, но победа эта была недолгой.[239]

Борьба с Максимином означала для городов борьбу с новой системой управления, которую ввел Септимий Север. Их врагом была военная монархия, а идеалом — просвещенная монархия Антонинов, искавшая опору в городской буржуазии. Этим объясняется тот факт, что после смерти Максимина не было предпринято ни одной попытки восстановить республиканскую форму правления. Избрав Пупиена и Бальбина, сенат тем самым высказал свою точку зрения, что императором должен становиться лучший среди сенаторов, а не солдатский кандидат. Тем же убеждением, что сан императора должен принадлежать достойнейшему, проникнута уже многократно упоминавшаяся речь о Филиппе. В основных мыслях речи содержится идеальный образ императора в том виде, в каком он предстает в речах Диона, и не случайно εγχώριον о Филиппе имеет заголовок Εις βασιλέα. Под βασιλεύς автор, безусловно, имеет в виду стоика на троне. Кроме того, речь имеет заметные точки соприкосновения с эдиктом Александра Севера по поводу aurum coronarium, о котором шла речь в предыдущей главе и где новый властитель дает программные формулировки своих принципов. В этом эдикте Александр Север — или, скорее, его советники — подчеркивает намерение императора следовать примеру Траяна и Марка и строить свое правление на основах σωφροσύνη, φιλανθρωπία, εύεργεσία, χοσμιότης и εγκράτεια, т. е. на основе всех добродетелей стоиков. В речи Εις βασιλέα выражено еще более явственно. Она направлена на φιλάνθρωπος βασιλεύς. Прежде всего восхваляется «царь», который стал обладателем императорской власти не так, как другие, поправ право насилием или выступая приверженцами наследственных притязаний на трон определенной семьи, а внимая голосу общественного мнения и подчиняясь единодушной воле населения Римской империи. Затем оратор приступает к освещению основных принципов правления Филиппа и восславляет императора как δσιος и εύσεβής, как πράο с; и άοκνος и прежде всего — как σώφρων, δίκαιος, εγκρατής и φιλάνθρωπος. Во всех сферах деятельности его политика является полной противоположностью политики военной монархии: не расточает свое доверие шпионам и доносчикам, не грабит своих подданных, он — хороший военачальник; и, наконец, то, что значительнее всего предыдущего: он является отличным политиком и дипломатом — и не рабом, а господином для своих солдат. Мы узнаем здесь одну за другой все черты стоического идеала справедливого и мудрого царя, — идеала, который Дион формулировал в применении к Траяну. Неважно, что этот образ не совсем соответствует действительности и что Филипп — это не Траян. Оратор изобразил императора таким, каким он должен быть (стоит особо отметить его нападки на принцип династического наследования и вспомнить, что Филипп сделал своего сына соправителем), и попытался вплести в этот идеальный образ черты реального императора, насколько они оказывались ему созвучны.