С обоих сторон завыли духовые инструменты, ставшие единым голосом, трубившим наступление, и рассекли утро от макушки до пояса гремящим желтым клинком. Суматоха движения, пролетающая внизу черно-белая, как разбитая мостовая, земля, свинцовое небо с единственной прорехой линяло-оранжевого цвета. Впереди — силы Белханнора, большая кружащаяся масса, не белая, а железная. Однако это была не та битва, на какую они надеялись. С нашего левого фланга заговорили сгустками дыма и света амматские пушки.

Белханнорские шеренги сломались и повалились, словно игрушки.

Пушки белому коню не понравились. Он свернул в сторону и обругал их по-своему, и вскоре вонь от пороха и раскаленного металла довела его до бешенства, но он не сбежал. Обезумевши так же, как и я, преисполнившись, наверное, такой же, как и я, неистовой решимости с головой окунуться в омут войны, он внезапно рванулся вперед, оставив всякие следы подчинения в прошлом. Шеренги наших собственных солдат расступились и дали нам дорогу. Я не очень хорошо помню, как вырвалась вперед и бросилась на изувеченную пушками переднюю шеренгу, бывшую Белханнором.

Я не ощущала никакого страха, когда «судьба-которая-была-белым-конем» швырнула меня в гущу вражеских рядов. Я радовалась, я ликовала, ибо здесь ждало полное забытье. Я подняла меч обеими руками и была больше не безликой женщиной в капкане земли, а первым всадником, лучником, колесничим, воином. Я была Дараком, я была Вазкором, я была Смертью. Их лица — в шлемах, в масках или ничем вообще не закрытые — накатывались и отлетали от меня, словно головки цветов, и огромный белый зверь у меня между бедер плясал на их умирающих телах. Небо стало багровым от пушечных залпов. Я слышала, как огромные ядра летали у меня над головой, словно железные птицы, и знала, что для меня самой опасности нет. В том смерче ненависти и радости я нашла красоту боли, победоносную какофонию ужаса, которая казалась музыкой. Огромный нарастающий гимн, последнее соитие с тьмой, где последняя нота — оглушительный, пронзительный, оргазмический крик мучительной боли.

Конь конвульсивно содрогнулся, как тонущий корабль. Я отпустила поводья и медленно упала вбок, сознавая только движение падения, конь тоже падал, еще более медленно, до тех пор, пока мы не лежали бок о бок, опустошенные этим актом любви или смерти.

Я очнулась и подумала, что нахожусь у себя в шатре, на низком тюфяке с его кучей одеял. Затем в глазах у меня немного прояснилось, и я увидела, что тут большая занавешенная комната в пятнах от малого количества огней светильников. В ногах постели шевельнулись две неотчетливые женские фигуры. Одна поднялась, вышла за двери и через несколько минут вернулась, приведя высокого темного человека. Глаза у меня, похоже, не могли четко различить его, и я не могла поднять головы. Человек подошел и остановился около меня, возвышаясь надо мной.

— Поздравляю с успешным боем, богиня, — сказал Вазкор. — Твоим последним на какое-то время, как мне представляется.

— Где это место? — спросила я. Голос у меня был очень слабым, я думала, он меня не услышит, но он расслышал.

— В Белханноре, — ответил он. — После битвы Город сдался, и мы заняли его. Джавховор явно умен и сообразил, что сопротивление бесполезно. Ухаживающие за тобой в данную минуту дамы — принцессы Белханнора. Они жаждут сделать все, что могут, для твоего удобства. Снаружи, конечно, стоит стража — из твоих собственных воинов. Должно быть, он очень уверен в своей власти над Городом, если оставил меня лишенной сознания и беспомощной с этими женщинами — я ведь была в конце концов все еще ценна для него. Теперь я видела лучше и различила их бледные испуганные лица. А за дверью стоял Мазлек.

— Спасибо, — поблагодарила я. — Насколько я изранена?

— Немного, — ответил он. — Но ты быстро исцеляешься. После того, как ты пала, Мазлек и его отряд прорубили к тебе дорогу. Белый конь погиб.

— Значит, мне понадобится другой, — заявила я, заглушая чувство вины и боль, чтобы он не увидел их. — Когда мы выступаем?

— Я оставлю здесь часть своих войск под началом Атторла, принца Кмисса. Остальные выступают завтра на рассвете.

Я, конечно, поняла тогда, что в этот поход отправятся без меня. Так быстро, определила я, моим ранам не зажить.

— Тогда я последую за вами, — предложила я. — Как и раньше.

— Нет, богиня, ты должна оставаться здесь, в Белханноре. Ты забываешь о своей беременности. Я думаю, мы больше не смеем рисковать ребенком.

— Ребенком? — повторила я со слабой яростью. — Этот ребенок не существует.

Вазкор повернулся и двинулся к дверям. Сперва я подумала, что он просто бросил убеждать, считая, что уже все доказал, но потом увидела, что он выпроводил моих сиделок, и в комнату вошла горбунья в одежде из грубой ткани, изнуренная смуглым безобразием темнокожей. Она подошла с Вазкором к постели и стояла, глядя на меня невыразительным лицом без маски, которое само по себе было маской, и двумя сверкающими рептильными глазами, резными, черными и пустыми.

— Эго деревенская ведьма, — сказал он, — недостойная тебя, но, как мне сообщили, очень умелая. Я прошу извинить за нее. Ну вот. Тебе крайне необходимо понять свое состояние, — он повернулся к старой ведьме и произнес несколько слов на деревенской речи, указания для обследования.

Я наполовину надеялась, что она побоится прикоснуться ко мне, но у этой старухи не осталось никаких эмоций. Он выбрал обдуманно и хорошо. Щупавшие меня руки были сухими и жестокими, а он стоял и смотрел на нас, когда она тыкала и изучала мое побитое и измученное тело, и добавила к старым болям несколько новых. Наконец она отошла, кивнула и что-то пробормотала. Вазкор взмахом руки велел ей убираться, и она вышла. И он и я знали, что сказала она, но мы взаимно притворялись, будто я не знаю.

— Ты ждешь ребенка и удивительно здорова, учитывая твои ранения. Донашивать тебе еще, по всей вероятности, дней двести. В Эзланне твой срок наступил бы в месяц Павлина, — он чуть улыбнулся. — Белханнор безопасен, и ты останешься здесь под защитой Атторла. Твоя личная стража, естественно, тоже останется.

Я лежала на постели, не в состоянии поднять голову. Но упрямо заявила:

— Я не рожу тебе этого ребенка.

— Родишь, — заверил он.

Спор был бесполезен, ни он, ни я не могли одолеть друг друга.

Он вышел, и вернулись две белханнорские принцессы и глядели на меня в жалком страхе.

Сон.

Он выехал с армией утром, как и обещал сделать, он, полководец, идущий навстречу новым завоеваниям. А я осталась в тылу, безо всякой надежды отправиться следом.

Не знаю, какие я получила раны, но еще через день я достаточно поправилась, чтобы встать и прогуляться по своим покоям из белого мрамора с гобеленами на стенах.

Сперва я не знала наверняка, что буду делать, но постепенно твердо решила выжать все что можно из сухой тыквы.

Из окон своих покоев я рассматривала заснеженную панораму Города, садов внизу, ледяной зеленоватости реки, перепоясанной огромными каменными мостами, башен и извилистых улиц, и террас лестниц. Похоже, он нисколько не пострадал, по крайней мере, здесь, в Высоком Квартале. От Мазлека я узнала, что капитуляция Города была быстрой и полной. Джавховор опустился перед Вазкором на колени в воротах и поцеловал ему руку в латной рукавице. Они не привыкли к истинному опаляющему дыханию войны, эти Города, веками сражавшиеся в своих игрушечных войнах.