Он не расскажет мне, чем он рисковал, чтобы помочь мне. И Сьерден тоже не станет об этом говорить, но я думаю, что многим. Экипажу этого корабля не терпелось выпроводить меня и вернуться к своим родным мирам, где люди их культуры будут судить Рарма за сделанное им, за вмешательство в дела нашего мира, за задержку в нем. Я ничего не могла поделать, кроме как позволить ему уйти с миром, уповая на его собственную чистоту и ум, на его собственные знания того, к чему он стремится.

А мне не хотелось отпускать его. Я не хотела потерять его живым, как потеряла Дарака, Асрена и Вазкора мертвыми. И он тоже не желал покидать меня, уж это-то я знала.

Через четыре дня после моего прихода к кораблю тот плавно приземлился в скалистой долине высоко в горах за морем. Новая земля и все же та же самая, что и земля, по которой я скиталась целый год своей жизни. В долине гудела летняя жара над россыпями валунов с позеленевшими краями. На много миль не было следов человеческого обитания. Наше появление испугало трех-четырех диких овец, и я знала, что тут будет безмолвие, безмолвие страха перед неизвестным.

Я стояла в стеклянной комнате среди колонн, уставясь на долину сквозь обзорный экран в стене. Подошел Сьерден и поцеловал мне руку, снова напоминая мне о знати Эзланна или За. Я поблагодарила его, и он улыбнулся с благоговением, которым осветилось его лицо, когда он посмотрел на меня. Он помог мне раскрепостить себя, и не поражался этому. Мы оба это знали. После Сьердена, я знала, придет Рарм. И когда он, наконец, пришел, я полностью осознала, что никогда его больше не увижу. Связь, что соединяла меня с Секишем, распалась. Ничто не мешало моей любви к этому человеку, человеку, который вернул мне себя.

— Я должен поднять корабль очень скоро, — сказал он. — Я и так здесь задержался гораздо больше дозволенного.

— Я понимаю, — сказала я.

— И ты ничего с собой не возьмешь?

— Нет, Рарм, только одно это платье. Прежде чем наступит зима, у меня будет какое-нибудь убежище, и, как мы оба теперь знаем, я вообще не нуждаюсь в пище, только в той, какую я черпала из воздуха, которым дышу. Усваивать этот урок вновь мне будет тяжело, трудно вновь обретать утраченные привычки, но это можно сделать, и чем скорее я начну, тем лучше.

— Я желал бы, чтобы это не было концом всего, что произошло, — тихо сказал он. — Я не хочу покидать тебя.

— И я тебя, — призналась я, — но никакого иного пути для нас нет.

— Да, никакого другого пути нет.

Казалось, я шла к нему из своего прошлого все годы, что путешествовала; а теперь, когда мы встретились и соприкоснулись, миг настал — и закончился.

Тут он подошел ко мне и поцеловал меня, однако без особой страсти. Не было никакого смысла в страсти или желании между нами. Для нас уже было слишком поздно. Эта была первая и последняя встреча.

Мы вместе прошли к шлюзу корабля и сходному люку, выходившему в долину. Он открылся для меня медленно, со скрипом, словно неохотно.

— Сьерден сказал бы, что его компьютер не хочет, чтобы ты уходила, — заметил Рарм.

Я выглянула наружу, и мир зиял передо мной, словно великая пустота, висевшая вокруг корабля.

Я на миг вложила свою руку в его, а затем отвела от него взгляд, посмотрев на долину. Сходной люк скользнул к земле. Я вышла наружу. Я не оглядывалась. Шла по камням и жестким мхам. Маленькие розовые цветы выступали, словно вышитые на транс звезды.

Я не оглянулась посмотреть ни на него, ни на корабль.

Добравшись до гребня долины, я услышала позади высокий стон. Я не обернулась. Я представила, как овальная посеребренная машина подымается, сверкая, с обгоревшей земли, подымается, подымается, высоко в голубое летнее небо, уменьшаясь, превращаясь в крошечный серебряный огонек, исчезая, уносясь прочь и прочь.

Звук растаял в воздухе. Окружившее меня безмолвие постепенно наполнялось другими звуками. Сперва застрекотал сверчок, вслед за тем — биение птичьих крыльев: это закружил над скалами коричневый голубь. Вскоре тысячи мелких верещаний, шорохов, шуршаний. Страх исчез.

Мир за гребнем был зеленым, путь вниз, к деревьям и далекому сверканию воды. И к пастбищам, наверное, тоже и к людям. К деревням, селам и городам, где люди сохраняли собственные разрозненные воспоминания о Сгинувших, где могли быть каменные чаши с горящим пламенем и золотые книги с выцветшими страницами, вобравшие в себя чувства вины, страха и надежды пережить Мор и породившие легенду о втором пришествии богов. Горячий натер обжег мое обнаженное лицо, взметнув пряди волос.

Я одна. Никто не стоит рядом со мной. У меня нет никакого Темного принца, едущего рядом со мной на колеснице и прижимающего меня к себе. У меня никого нет. И все же у меня наконец есть я сама. Я сама. И мне в данное время это кажется достаточным. Это кажется более чем достаточным.