— Думается, во дворце Белханнора тоже есть храм? Тогда отведите меня туда и оставьте там.

И Атторл, и Джавховор, похоже, поразились, но меня провели по коридорам к большой двери, охраняемой шестью стражниками Джавховора.

— Оставьте меня здесь одну, — приказала я, — и когда дверь за мной закроется, велите всем в вашем Городе молиться.

Я закрылась в маленькой золотой комнате. Это неожиданное иррациональное побуждение было настолько сильным, что я даже не отшатнулась бы от их богини, окажись она сестрой богини Ораша; но она ею не была. Она была маленькой и прекрасной, с головой, покрытой золотым солнцем с лучами и увешанной кулонами из нефрита, занимающего особенное место во всех южных иерархиях. Перед ней каменная чаша на золотых лапах. Пламя горело очень низко, когда я подошла к нему.

Я не знала, почему я делала то, что делала. Нагнувшись над пламенем, я прошептала: «Я сильна, даже сейчас я сильна. Твоя Сила и моя будут огромной мощью».

В мозгу у меня не родилось никаких слов, я почувствовала лишь страшную борьбу, не похожую на физическую, но тем не менее изнурительную. Я сражалась с этой извивающейся тварью, и, наконец, она стала неподвижной. Я стояла с закрытыми глазами, сжав в руках края чаши и вытащила из себя нечто напряженное, яркое и не желающее вылезать.

Казалось, не прошло никакого времени, и все же я простояла здесь целую вечность. Сверкающая нить вонзилась мне в череп, а затем вышла над переносицей.

Акт этот оказался тяжелым, но мгновенным: прозвучал страшный грохот, сокрушительный удар грома над дворцовой крышей, и резкая сила молнии опалила меня сквозь закрытые веки. Я обнаружила, что не могу из разлепить, но тем не менее не боялась. По высоким ставням зазвенел, словно стекло, дождь, и в его шуме и свете я потеряла равновесие и упала, и лежала по-прежнему с закрытыми глазами, и знала теперь, чего именно я хотела.

В то время это имело для меня смысл, хотя позже остались лишь неясные его контуры. Я получила власть над огромной грозой, которая растопит своими кипящими каплями снег, и чуть повернула ее, словно дикого скакуна, так, чтобы половина ее была обращена к армиям Вазкора. Я не знала, где они в это время находились, наверно, на бивуаке, у ворот пятого Города Пурпурной долины, в тамошнем лесном краю — хотя возникшая картина показывала замерзшую узкую реку, и до меня доносились звуки маршевых шагов и скрип колес. Я толкнула грозу вперед, и молния ужалила меня в веки. Все пропало в ударе грома.

Совершенно неожиданно я открыла глаза и поднялась на ноги. Я дрожала и тряслась, но чувствовала себя очень взволнованной и счастливой. Пламя в чаше приплюснулось, и холодный небесный огонь отражался на стенах.

Я сидела на одном из молитвенных сидений Джавховора и его семьи и пыталась успокоиться, но это оказалось трудной задачей. Гроза постепенно утихла, а после несколько часов монотонно барабанил дождь. Думается, я заснула, так как золотая комната внезапно сделалась красно-пурпурной от грозового заката за окнами.

Я подошла к двери и вышла в коридор, и стражники пали передо мной на колени. Меня это не тронуло, я шаталась от усталости. Чуть дальше я нашла Мазлека, препроводившего меня к моим покоям.

— В Городе, — проговорила я, — что?

— Гроза, богиня. А теперь небо ясное.

Мне снилось, что я с Асреном, странный сон, ибо Асрен казался немногим старше ребенка, хотя я знала, что это он: его черты и его красота отбрасывали всякие сомнения. Странный также и потому, что мы гуляли рука об руку, очень счастливые, в каком-то зеленом саду. Потом пошло много белых лестниц и внизу одна из тех каменных чаш, где поддерживали огонь символа Непробудившихся, символа, который был Карраказом. Ребенок-Асрен уставился в чашу, а потом вопросительно посмотрел на меня, и я улыбнулась, показала и кивнула. В ответ на этот кивок он спрыгнул с лестницы и упал в чашу, и пламя закрыло его.

Прокатившаяся гроза очистила Белханнор от снега и черной слякоти. Небеса сделались золотыми, а воздух стал теплым. Думаю, я забыла о том, что делала или пыталась сделать в дворцовом храме, вообще не думала об этом, пока мне не напомнили. Проходил день за днем, и на деревьях лопались почки. За стенами убереженные от пожарищ войны поля становились зелеными и лимонными. В Городе мне пели гимны, богине, прискакавшей уничтожить их, а теперь благословившей.

У нас шел семнадцатый день нашей внезапной весны, когда к нам добрался первый из гонцов. Это было драматическое появление, неистовствующий человек, кричавший что-то неразборчивое в дворцовых воротах, под которыми рухнул замертво взмыленный конь.

Я услышала взволнованное гудение в коридорах за моими покоями и послала одного из воинов Мазлека выяснить, что происходит. Мне, однако, не понадобилось дожидаться его. Ко мне явился Джавховор, и лицо у него пожелтело от тревоги.

— Богиня, — сообщил он, — прибыл гонец. Властелин и его армия в Верхних Лесах — это тянущаяся к востоку от нас цепь скалистых гор — там гроза и обвалы, с ними обрушилась масса накопившегося снега, сломанных деревьев и камней, всех их сорвал с круч дождь, а река Аш вышла из берегов. Ах, богиня, много народу погибло.

Я поднялась, холодна и сурова.

— А он? — спросила я. — Есть известия о моем муже?

— В безопасности, — с радостью заверил он меня, — в полной безопасности. Но численность армии сильно снизилась — и есть другие неприятности.

Они, похоже, подступали к Анашу, Городу, господствующему на той реке и пятому из их целей. Теперь разрезанная обвалом на части и пришедшая в расстройство армия оказалась под ударом войск Анаша, которые быстро стремились использовать все преимущества.

В последующие несколько дней прибыли другие гонцы, с новыми подробностями. В ходе сражения рать Вазкора обратили в бегство. Вазкор и кучка его капитанов окопались в горах, стараясь стянуть к себе всех, кто остался — даже раненых, больных, дезертиров. Зимняя кампания начала наконец брать свое. Свирепствовала какая-то болезнь, а пайки после катастрофы с обвалом стали скудными.

Мне показалось, что в глазах белханнорцев появился блеск вызова, но я забыла в своей глупости про самостоятельную мощь трех все еще целых Городов, и еще хуже — про ярость Анаша и Эптора, избежавших жадности Вазкора. Эти два города объединились для отражения и, разгромив его силы, вполне могли обрушить свою месть на братские города, где все еще задерживались остатки его войск.

Прискакал всадник — последний принятый нами гонец. Он принес известие, что Вазкора и его армий больше нет — все убиты, или умерли от болезни, или разбились на стаи, бегущие, словно шакалы, в горы, где надеялись обрести безопасность. Ничего не скажешь, внезапный конец военной мощи. Гонец по возможности перечислил убитых, среди которых оказался и дядя Атторла, после чего Атторл, ясное дело, забился в рыданиях.

Несомненно, когда мне принесли известие о конце Вазкора, то ожидали схожих результатов. Но я не почувствовала ничего, даже торжества, так как знала, что он не погиб.