Капитуляция Меца и Рейнской армии 29 октября ознаменовала завершение кампании, которую король Пруссии и его союзники начали в июле против Второй империи. Король и его военные советники могли гордиться поразительным фактом, что вся войсковая группировка, выставленная Наполеоном III против немцев, за исключением горстки людей, либо погибла, либо оказалась в плену. В истории современной Европы не было прецедентов подобной победы, и не приходится удивляться тому, что Пруссия была обязана ею тем, кто стоял во главе государства. Прусское правительство недвусмысленно заявило, что у него не было намерений отказываться от крепости, которая впредь должна была быть включена в систему обороны Германии на западе, и король решил отметить победу, присвоив звание фельдмаршала Фридриху Карлу и кронпринцу Фридриху Вильгельму, а Мольтке пожаловав графский титул.

Впрочем, для радости по поводу падения Меца имелась и куда более тривиальная причина чисто практического характера, нежели слава немецкого оружия. Если война со Второй империей завершилась, то война с республикой полным ходом продолжалась. Армии кронпринцев Пруссии и Саксонии были скованы у Парижа, в то время как у них в тылу, широкой дугой от Соммы через Нормандию и Бретань к Луаре и Соне, будто ниоткуда появлялись силы, выкованные Гамбеттой, что сулило немалые трудности для ограниченных людских ресурсов пруссаков. Для Мольтке капитуляция Базена произошла как раз вовремя, и высвобожденные ею силы оказались для него как нельзя кстати.

1-й армии, которой теперь командовал генерал фон Мантейфель, он поставил задачу сократить число крепостей, все еще угрожавших коммуникациям немцев, – а еще продолжали обороняться Верден, Тьонвиль, Монмеди, Мезьер, – после чего выдвинуться на запад к Уазе и разгромить сосредоточенные на севере силы французов. Что касается 2-й армии, то потребность в ней была не столь срочной. Фридрих Карл получил приказы на марш 23 октября, когда капитуляция противника в Меце уже не внушала сомнений, а 3 ноября он намеревался устранить критическое положение на Луаре.

Как только равнины и водные преграды Северной Франции были оставлены, извилистое русло Луары превратилось в естественную преграду и линию обороны: заполненный водой ров, защищавший внутреннюю цитадель Центральной Франции от удара и с севера, и с востока, и с тыла, одним словом, с любого направления. Если бы стратегию диктовали лишь военные соображения, то для французских войск, выбитых из приграничных крепостей, было бы мудрым шагом оставить Париж и север страны и отойти к Луаре, этой сильной мощной линии внутренней обороны, возможно даже сохранив и опорный пункт в Бретани, чтобы нанести врагу удар с фланга. Таковы были планы Наполеона I в 1814–1815 годах, и Паликао уже успел предпринять кое-что для создания такой обороны, но события 4 сентября лишили его власти. Однако военные соображения отнюдь не всегда играют первостепенную роль, нередко на первый план выдвигаются политика и эмоции, и как только Париж свалился в руки противнику, во Франции не стало правительства, способного продолжить войну. Война в провинциях в 1870 году не являлась внутренней обороной: она была всегда подчинена осаде Парижа, и деблокирование Парижа, а не истощение и разгром германских войск было главной целью делегации. Toute l’armée de la Loire sur Paris! («Всю Луарскую армию на Париж!») – таковы были первые слова Гамбетты, обращенные к толпе, приветствовавшей его в Туре. И понять стратегию делегации можно, лишь осознав этот факт. Решимость оставаться как можно ближе к осажденному городу вынудила цепляться за сомнительный оплот Орлеанского леса. Решимость новых войск прорвать кольцо блокады города до истощения в нем запасов обусловила не одно впопыхах задуманное и отвратительно организованное наступление силами необученных формирований, которые, возможно, могли бы, если бы делегация была способна выждать, стать силой, вполне соответствовавшей их численности. И, наконец, следовавшие одна за другой попытки одним махом устранить кольцо блокады, продолжавшиеся до тех пор, пока не стало слишком поздно взять на вооружение сулившую куда больше возможностей стратегию – к примеру, атаки, причем не на немецкие войска, сосредоточенные вокруг Парижа, а на убогие линии войскового подвоза – пуповину, связывавшую их с Германией. Рассуждения об альтернативных стратегиях, как правило, вводят в заблуждение. Возможный крах луарских армий еще до начала наступления Фридриха Карла кого угодно превратил бы в скептика относительно боеспособности войск национальной обороны, какими бы удобными исходными рубежами они ни располагали, в единоборстве на поле битвы с армиями Мольтке. Тем не менее, напрямую связав исход войны с обороной Парижа, делегация не только сократила время конфликта, но и позволила вычислить его арифметически – его продолжительность измерялась уже конкретными сроками обеспечения столицы всем необходимым, но никак не моральным духом нации и не ее военным потенциалом.

Сражение на Луаре началось спонтанно, до выработки обеими сторонами основополагающих стратегических принципов. Когда немецкие армии продвигались на Париж, их кавалерия на самом краю их левого крыла, проводя разведку и занимаясь реквизицией, оторвалась далеко на юг от основных сил и вошла в область Орлеанского леса, полосу местности, поросшей кустарником и лесами севернее Луары, где приступали к сосредоточению первые организованные войска из французской провинции. Время от времени случались перестрелки, и в панике покинувшие Орлеан французы вскоре вернулись туда, не встречая никакого сопротивления, и к началу октября французские и немецкие форпосты заняли место друг против друга на обрубке линии фронта, протянувшейся в восточном направлении от Артене вдоль северного края Орлеанского леса.

Кампания на Луаре

Силы французов на Луаре были к тому времени собраны в 15-й корпус под командованием генерала де Ла Мотт-Ружа, и делегация, больше задумываясь о газетчиках и общественности, требовавших действий для освобождения Парижа, чем об элементарных реальностях войны, приказала, чтобы генерал атаковал силами, которые сумеет наскрести. Де Ла Мотт-Руж продвинулся 5 октября и без особых проблем оттеснил немецкие конные форпосты к Этампу. Каким непродуманным и преждевременным ни было наступление французов, но Мольтке вынужден был с ним считаться. Он представления не имел ни о конечной цели французов, ни о силах, в нем участвовавших. Мольтке неохотно признал, что необходима сильная группировка из числа тех, кто удерживал тонкое кольцо блокады вокруг Парижа для сдерживания этой угрозы, и ему пришлось уговаривать нерешительного короля санкционировать этот шаг. Ближе всех были дислоцированы 1-й Баварский корпус, который, за исключением боя при Базейле у Седана, в боях почти не участвовал. Репутация этого соединения была далеко не блестящей, а его командующий фон дер Танн, хоть и достаточно умело сражавшийся, считался излишне осторожным командиром. Но на этот раз, как представлялось Мольтке, фон дер Танну не придется противостоять серьезному противнику. Вторым соединением была 22-я прусская дивизия, которой командовал исключительно опытный и талантливый генерал-майор фон Виттих и которую решили добавить фон дер Танну в качестве довеска. Фон дер Танн запросил время на подготовку, но в тревожных донесениях кавалерийской разведки из района Артене сообщалось о сосредоточении сил французов, а приказы Версаля были столь безапелляционны, что 9 октября, расположив по обоим флангам кавалеристов, он двинулся строго на юг от Этампа с задачей очистить тыл вражеских армий в южном направлении до Орлеана и в западном до Шартра и, по возможности, дойти до самого Тура.